Рудольф усмехнулся.

– Мать бесновалась, потеряла человеческий облик. Жена молчала, но потом из ее правого глаза вытекла слеза, медленно поползла по щеке. Режиссер Антониони, светлая ему память, дорого заплатил бы актрисе, способной на подобный трюк. Да и наш Никита Михалков тоже мог бы прийти в восторг от ее таланта… Несколько дней назад маман устроила очередной скандал. Кстати, надо упомянуть, что в этом году маман по вторникам всегда куда-то уезжала. Возвращалась в особо истерическом состоянии, сразу затевала скандал. Я попытался узнать, чем в этот день недели она занимается, но в ответ получил вопль: «Слежку устроил за мной?! Я в тюрьме сижу?! Делаю что хочу!!!»

Рудольф потер лоб ладонью.

– Но это присказка, сказка впереди. После скандала у мамы подскочило давление. Я поставил ей укол, она успокоилась, и никто к ней в спальню после этого не заходил. У них с отцом разные спальни, потому что папа – жаворонок, а его жена была ярко выраженной совой. Раньше полудня маман из комнаты не выходила, поэтому никто из нас не забеспокоился. Но в два часа дня я все же решил заглянуть к ней, просто так, на всякий случай. Ну и увидел: одеяло на полу, на кровати неподвижное тело. Я, взрослый мужик, врач, перепугался, помчался, словно малыш, к папе – к счастью, у него выдался редкий выходной. Он в своем кабинете очередную статью для научного журнала писал. Я влетел к нему, заорал: «Мама умерла!» Отец спокойно фразу дописал, ручку отложил – он на компьютере не печатает – и сказал: «Незачем так вопить, Элли просто спит». Но пошел в спальню жены. Я за ним потопал, но во второй раз в комнату не заглянул, в коридоре остался топтаться. Отец вышел и сказал: «Ты прав. Элли от нас ушла. Поскольку кончина случилась дома, следует вызвать скорую и полицию. Процесс затянется надолго. Предлагаю увезти останки в наш центр. Оформим госпитализацию сегодняшней ночью, а летальный исход – ранним утром. Так нам всем спокойнее будет».

Рассказчик опять закинул ногу на ногу.

– Я растерялся. Да, отец – отличный врач. И у него, помимо родильного дома, большая, современная, многопрофильная сеть клиник, они разбросаны по разным районам и другим городам. Есть и свой морг, и похоронное агентство. Если человек скончался в каком-то заведении отца, родственники лишаются всех забот, хлопоты берет на себя агент. Даже поминки предложат провести в ресторане, который работает только для проводов усопших. Отец – прекрасный врач, успешный бизнесмен, он любит пациентов, готов для них все сделать, но, понимаете…

Рудольф теперь потер затылок.

– Все доктора часто сталкиваются со смертью. Умирают и больные, и порой роженицы, и младенцы. Для отца уход человека – обыденность. Как-то раз, еще будучи школьником, я у него спросил: «Папа, каким образом ты сохраняешь спокойствие, когда умирает человек, которого ты лечил?» Он ответил: «Умирает тело, а душа бессмертна, она улетает к Господу. И, если я затею рыдать по каждому усопшему, через короткое время сойду с ума или получу инфаркт или инсульт. Покойного пусть оплакивает родня. А у меня много пациентов, которым нужен врач. Если меня не будет, кто недужным поможет? Доктор обязан сохранять холодную голову, иначе пациенту каюк!» Но сейчас-то ушла жена, с которой не один год прожит, – и такая реакция. О покойных принято говорить хорошо, но порой крошки этого «хорошего» трудно отыскать в горах «плохого». Никита и Марта никогда не называли мою мать бабушкой, а та никогда не вставала раньше полудня, детей не провожала, оладушки не жарила, слово «бабуля» вызывало у нее истерику. Впрочем, «мама» тоже была под запретом. Я всю жизнь обращался к ней Элли… Когда ребята утром ушли в школу, отец попросил Игоря, сына своего лучшего друга Вадима Михайловича, сесть за руль нашей скорой и одному быстро приехать к нам в поселок. Гарик примчался за короткий срок. Мы ему все объяснили, отец отправился в клинику, а я с помощью Игоря – он у нас заведующий терапией – разыграл спектакль. Мы положили маме на лицо маску, которую используют для подачи кислорода, – она большую часть лица закрывает. Взяли капельницу, воткнули ее в подушку, которую полностью скрывало одеяло, натянули его до подбородка покойной и прикатили к нашему медцентру. Но не к дверям приемного покоя, а к служебному входу, которым лишь отец, я и еще пара человек пользуются. Отец ждал снаружи, с ним была Ангелина Федоровна, личная помощница. У женщины девиз: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Ну просто четвертая обезьянка в компанию к известной троице макак! Дома никто ничего не заподозрил, ведь, повторю, маман раньше полудня не просыпалась, и нам это помогло. И еще повезло, что Наташа, моя жена, улетела в командировку. Домработница приезжает к десяти, на тот момент тело Элли уже находилось в медцентре. Мы живо устроили останки в палате реанимации. По легенде, отец начал жену к жизни возвращать, но не получилось. Когда примчалась бригада реаниматологов, отец молча снял перчатки, бросил их на пол и ушел. Я, стоя у тела, накрытого с головой простыней, сказал коллегам: «Елена Николаевна скончалась. Делали, что могли, но увы! Отец попросил обойтись без вскрытия – ничего криминального в смерти моей мамы нет». Все молча покивали, труп увезли в морг. Вроде все хорошо организовали. Я лично позвонил нашему главному патологоанатому Ефиму, объяснил: «Отец в шоке. Просил не трогать тело». Ефим заверил: «Все понял, никто к покойной не приблизится».