– Емельян Лане дорогой отрез на сарафан привез, Василию – сапоги, только великоватые.

– Ничего, на вырост. Но ты ступай.

Любава ушла.

Пурьяк дошагал до родника, обмылся по пояс, присел на камень, опустил ноги в ледяную воду. За день они припухли, устали, горели огнем.

«Что привело Емельяна сюда? – раздумывал он. – Договора об этом у нас не было. Деньги за товар, взятый с обоза псковских купцов, он мне передал, больше товара от меня не получал. Соскучился? Это вряд ли. Значит, дело ко мне у Емельяна.

Но какое может быть дело у холопа московского боярина? Или тот сам послал его в Тверь с каким-то поручением, а Емеля решил заодно и заглянуть к названому брату? Наверное, так оно и есть».

Козьма не заметил, как застыли ноги. Он вытащил из воды, начал растирать. В мастерской облачился в чистые портки и рубаху. Как был босиком, так и пошел к избе.

Она была большой, просторной, но бедной. На золото и серебро, спрятанное в тайнике, устроенном в подвале, Козьма Пурьяк мог бы отстроить настоящий дворец. Но он не тратил свое добро, берег, имел на него совсем другие виды.

Гробовых дел мастер вошел в светлицу, широко улыбнулся.

Со скамьи у стола поднялся Горин.

– Козьма! Приветствую тебя.

– Здорово, Емельян.

Названые братья обнялись.

– Каким ветром?.. – спросил Пурьяк.

– Разговор есть, Козьма, но не при всех.

Пурьяк удивился и спросил:

– А все, это кто? Любава, Василий и Лана? Разве они чужие?

– Нет, родные. Я хотел сказать, что есть разговор один на один.

Жена гробовых дел мастера и главаря шайки все поняла. Дети тоже были смышленые, уже взрослые. Они поблагодарили дядьку за подарки и вышли во двор.

– А как же ужин, Емельян?

– Я не задержусь у тебя, Козьма, и поел уже.

– Ничего не понимаю. Объяснись.

Горин с шумом выдохнул и заявил:

– Значит, так, Козьма, раскрыли меня на Москве.

– Что? Как это?

Ключник рассказал главарю шайки о разговоре с Толгаровым.

– Откуда же боярин прознал про наше родство? – спросил тот.

– Гонец вашего боярина Воронова сообщил ему об этом и о купце Сыче.

– Надо срочно в лес уходить, – принял решение Пурьяк, поднялся, но тут же сел на место и проговорил: – Нет, погоди. Коли узнали про меня все и хотели захватить, то спокойно сделали бы это в прошедшие будние дни. Однако этого не произошло. Почему? У тебя на это есть ответ?

– Есть, Козьма. Я приехал сюда по велению своего боярина Толгарова. Со мной был Лавр Кубарь.

– Холоп Воронова? Но что надо от меня боярам?

– Послушай одну историю, Козьма.

– Если ты о кладе, то мне все известно о нем.

Пришло время удивиться Горину.

– И ты уже?.. – начал было он, но Козьма прервал его:

– Нет, я еще не выжил из ума, чтобы нападать на царский обоз.

– Вот так, да?

– А ты как хотел? Одно дело купцы, совсем другое – царь.

– Верные слова.

– Так тебя боярин прислал рассказать мне о кладе?

– Нет. Он просил договориться о вашей с ним встрече. Скорой, срочной и тайной!

– Мне это зачем?

– Не знаю. Но Воронов очень просил. Видать, ты ему нужен.

– Но не он мне.

– А что будет, Козьма, если князь Микулинский проведает, что ты и есть Меченый? Успеешь в лесах схорониться до подхода его дружины? Или сейчас же все бросишь и уйдешь? Воронов вряд ли не продумал такого вот хода дела. А встретишься с ним и узнаешь, что надобно от тебя вельможам. Хотя это уже ясно. Речь наверняка пойдет о том же царском обозе. Да, ты вмешаешься в игру, зато получишь возможность в нужный момент из нее выйти или послать подальше этого Воронова. У него нет тех улик, которые позволили бы тебя схватить.

– Кому они нужны, эти самые улики? Их в пыточной добывают. Но в одном ты прав, Емеля. Коли Воронов прознал, кто я есть на самом деле, то мне следует встретиться с ним, а далее думать, как и что делать. Передай князю, что я буду ждать его через два часа после полуночи у Черного леса и Гиблой рощи, там, где стоит дуб, расщемленный молнией. Пусть явится один. Тогда и разговор будет.