Но, как это часто бывает, на самом интересном месте зазвонил пейджер.
– «Примите информацию» – было написано на нем.
Аня с любопытством и неудовольствием прочитала строчку, развернула коляску, и мы пошли домой.
Открыв свой чемоданчик, я включил компьютер и набрал свой код.
– «Лосю. – свой позывной мне нравился: было в нем что-то могучее от этого животного. Жаль, только я никак не подходил под это определение. – 30 июня 1991 года в городе Верхотурье Свердловской области гражданкой Колесниковой Галиной Андреевной в собственном огороде при рытье котлована под фундамент дома найдены коробка из-под монпансье, доверху набитая золотыми монетами, дневник, записная книжка и чертежи. Ранее в этом доме с 1945 по 1948 год проживал майор ГПУ-НКВД Тимофеев Маркел. По догадке гражданки Коровиной (в девичестве – Колобовой) Анны Семеновны, речь идет о кладе икон и утвари, спрятанных монахами мужского монастыря, и не найденного по сей день. Вам с Павлином надлежит отправиться немедленно в Верхотурье и принять все меры к недопущению утечки национального достояния за рубеж. Отпуск отгуляете после окончания дела. Спрут».
– Вот те и раз: накрылся мой отпуск! Дали отдохнуть…
Код Павлины набрался легко, передать ей сообщение было делом нескольких секунд. Гораздо больше времени пришлось объясняться с Аней и дозваниваться на железнодорожный вокзал за билетами. До отъезда у меня оставалось четыре часа, которых я и потратил на Аню и Петьку.
– Ты Пашке-то звонил? – спросила Аня, плохо скрывая свою тревогу. – А то ведь одного-то тебя страшно отпускать!
– В Омске должна подсесть в поезд… Жалко, отпуск не догулял!
– Пойдем-ка, я соберу тебя в дорогу, чудушка! – и она ласково ткнула мне пальцем в лоб. От этого мне и вовсе расхотелось куда-то ехать…
4.
Июль 1991 года, г. Верхотурье.
Михаил проснулся оттого, что услышал тихий разговор двух женщин.
Прислушавшись, он тут же узнал в одной из них свою мать. Потянувшись, встал и пошел умываться.
– Мишка, морда бессовестная! Ты чё, ужо и своих не признаешь? – этот ядовитый голос Михаил ни с кем бы не спутал, ибо он принадлежал давнишней подруге матери, которая знала его как облупленного. – Хорош субчик!
– Здравствуй, баб Ань! Доброе утро, мам! Вы чего так рано? – Михаил подошел, обнял, а потом поцеловал обеих в щеку.
– Енто ты, милок, поздно! – усмехнувшись, ответила баба Аня. – Глянь, уж солнышко давно встало, а ты валяешься на постели! Ох, и разбаловались вы там, в городе…
– Да ладно тебе, баб Ань, я ж в отпуске…
– Вот-вот… Енто сколь лет ты, морда бессовестная, у матери не был?
– Все: сдаюсь! Не вели казнить, вели миловать… – и Михаил протянул ей свою вытянутую шею для казни, чтобы та могла хорошенько стукнуть его по ней.
– Ну, вот, всегда ты так, морда бессовестная! – быстро смирилась баба Аня, смотря на улыбающуюся подругу. – Я ведь к тебе за помощью пришла. Дело есть!
– Какое еще дело может быть к отпускнику? – Михаил продолжал зубоскалить, добривая шею и бороду. – Может это?
И он выразительно щелкнул себя по горлу.
– Вам чё, вчерась, мало с Пашкой досталося? – опять клюнула она Михаила, который тут же поднял руки вверх, сдаваясь на милость победителю. – Ох, надо бы отшлепать тебя, негодника… Ты чё с семьей-то изделал? Бухать начал? Ишь, каку холку отрастил… Собирайси, пойдешь ко мне: вот тама все и узнашь!
Они обе, улыбаясь чему-то, повернулись и вышли. Михаилу ничего не оставалось, как сделать то же самое.
Дом бабы Ани был недалеко, через несколько домов, так что идти далеко не пришлось. Сюда она переехала из Ямской, когда вышла замуж за Ваську Коровина, да так и осталась после его смерти: вернуться к матери в Ямскую не захотела. Вот здесь в 1954 году и познакомилась с учительницей из Сибири Надеждой Гришиной, да подружилась с ней накрепко.