Часть меня знает, кто он.
И вновь я вспоминаю наши первые часы вчера.
Я задала Гийому, наверное, не меньше тысячи вопросов. Мы пытались объяснить очевидное – удивительное и обоюдное: мы уверены, что знаем друг друга. Ничего не вышло. Память нашу не освежили ни чай, ни вкусные восточные лакомства. Пришлось с сожалением оставить эту тему, пообещав снова увидеться. Поскорее. Очень-очень скоро.
И он исчез. Навязчивый привкус меда и жар, исходивший от моего лица, свидетельствовали, что пережитое мною только что совершенно реально и никакой не мираж. Нет-нет. Только что город с его хлопковым небом, почти касавшимся земли, поглотил Гийома. И этот момент совершенства мгновенно заняла пустота. Невыносимая пустота. Недоступная разуму.
Пришлось спускаться на землю. С тем, что теперь этого нет. Надолго ли?
Я с удивлением оценила, какое волнение пробудила во мне эта встреча. Мне не хотелось больше ничего другого – только быть рядом с ним.
Я бродила по городу с улыбкой на губах. И одна из таких улыбок была обращена к той сокровенной части меня самой, какая не открывается другим. Весь остаток дня я была словно не в себе, все делая механически и пытаясь не думать о моем сумрачном красавце. Что, ясное дело, оказалось невозможно.
Он внезапно занял первейшее место; меня поглощала только эта тема. Целостность моего существа работала теперь только на это: думать о нем. Странное чувство – играть роль в собственной жизни, опираясь лишь на часть разума, когда остальная – и большая – его часть остается вовне. Далеко.
Ночь я провела практически без сна.
Одно воспоминание цеплялось за другое. Они смешивались, порождая ряд назойливых вопросов. Память о крепком и пылком объятии и нашем первом поцелуе под козырьком, в двух шагах от чайного салона, прямо перед тем как расстаться, вспыхивала передо мною как молния, вызывая сладкие спазмы внизу живота. Его пленительный взгляд преследовал меня, не давая передохнуть. В голове беспрестанно кружился бесконечный и неутомимый хоровод сказанных им слов. Лицо мое словно пропиталось блаженством во мраке моей спальни. К счастью, никто меня не видел. Иначе впору было бы принять меня за сумасшедшую, одержимую какой-то потусторонней связью, ту, что улыбается ангелам, счастливая, лежа в постели. Обезумела от любви – только это я и смогла придумать в свое оправдание.
Я вдруг почувствовала себя до того полной счастьем, что словно вознеслась волей какого-то неведомого волшебства.
Я была Арианой. Арианой, которая любила Солаля [3] и ждала его.
Как я могла до сих пор жить без Гийома?
Незнакомые доселе чувства захлестывали меня: животный страх потерять все то, что неумолимо влекло меня сейчас, и почти неистовая жажда любви. Я предчувствовала, что не смогу лишиться Гийома, – а ведь додумалась до такого всего лишь накануне… Я с ошеломлением понимала, что становлюсь похожей на наркоманку, что сладкий яд течет в моих жилах. Сердце расходилось так, будто вот-вот выскочит из груди. Все мое существо заполнила сладкая эйфория, восприятие ужасно обострилось. И все смешалось во взорвавшемся внутри фейерверке. Вопреки моей воле.
Я была не в силах бороться – просто отдалась на волю волн, смявших и затопивших меня… И таинственным образом снова ощутила себя единосущной с ним – в слиянии без всякого рационального объяснения и контроля. Этот духовный мост между нами казался непостижимым. Тайна. Так внезапно!..
Объяснения тут можно приводить бесконечно. Его привлекательная внешность, яркость личности, его запах, тембр голоса, – но я твердо знала: такая внезапная тяга исходит из источника за гранью постижимого.