Как видите, мы живем благодушно. Каждый знает свою роль, всяк на своем шестке.

Столкновения у нас случаются нечасто и быстро стихают. Не в наших интересах ссориться: ведь мы нужны друг другу. Вдали от любой цивилизации мы существуем в мирке, почти совершенно замкнутом, кормимся тем, что делаем, сами составляем общину и сами же от нее зависим. Разумеется, такое положение вещей обязывает нас уважать друг друга, чтобы вокруг царило сердечное согласие. Иначе не выживешь. И другого выбора у нас нет, если уж совсем ничего от вас не скрывать.

А еще я отважно плаваю по реке в лодке. Опасаться нечего – я привычная. Лодка очень удобная. Я собираю ряску, чтоб кормить свиней. Кому ж еще о них позаботиться? Мне радостно чувствовать себя сопричастной дракону реки. Тихо плыву во времени. Много-много движений, знакомых с детства, воспроизводимых и неутомимо повторяемых изо дня в день. Спокойная и приятная жизнь; скромная – скажете мне вы; полная простых радостей и лишенная истинных неожиданностей: самые заметные перемены связаны с временами года и празднованиями, я имею в виду свадьбы, рождение ребенка и похороны. Все расписано в соответствии с живительным порядком. Незыблемым. Тихое и безмятежное бытие, где ничто не в силах потревожить какой-то нежданной тревогой…

Ведь все предопределено. Предопределено.

Вплоть до того летнего утра, когда я применила свой столь смущающий дар, доставшийся мне в наследство.

С тех пор все не так, как прежде.

О дни мои, похожие друг на друга, полные одинаковых ежедневных трудов!

Я знаю: отныне их больше нет.

Я знаю, что принадлежу целому. Знаю, что и я, я сама, тоже и есть та текучая энергия, что правит космосом и соединяет все живое.

Тем утром я потеряла себя среди сонма сверкающих звезд… Я забыла себя среди тысяч лучившихся песчинок, висевших на небосводе, сосредоточив в себе пространство и время, в бескрайности небесной.

Бездна без дна.

Целая вселенная распахнула врата передо мною – и увиденное взволновало меня.

Видите, как я потрясена этим. Неисцелимо.

Но кто бы не был потрясен, подобно мне?

Знаешь, в жизни не так часто выпадает счастливый шанс – раза два, может, три. Главное – его не упустить. Остальное не важно [2].

Мишель Бюсси. Черные кувшинки

Париж, Порт-де-Лила

18 августа 2001 года

Она

Она видит его. Она выходит из вагона метро. Он входит. Она оборачивается. Тут двери закрываются. Он смотрит на нее, стоя за стеклом; она тоже смотрит на него.

Миг, он растягивается, отделившийся, повисший вне времени. Запечатленный.

Менее чем через десять секунд поезд отправился, и мрак туннеля поглотил его.

Но он уже на сетчатке глаза. Его облик впечатался в нее. Миндалевидные голубые глаза с зеленым отливом, пожалуй, слишком глубоко посажены под кустистыми бровями; лицо скорее треугольной формы, светлая кожа и высокие скулы, пятна веснушек, но не очень заметные, а волосы темные, не слишком короткие и взлохмаченные. Воспоминание о его походке, широких плечах, о том, чем он пахнет – это запах йода, слегка сладковатый… И особенно – о его взгляде. Проникновенном. Сумрачный красавец…

Но черты уже расплываются, вот-вот сотрутся вопреки усилиям удержать их. Она пытается. Они тают, увы, срезанные оградой перрона, растворяются в керамической белизне выложенных плиткой сводов.

Снова подняться наверх, снова занять свое место в толчее жизни, а в сердце настойчиво щемит, оттого что его потеряла, его. Вдохнуть свежего воздуха и дожить обычный денек. Подставить себя удушливой жаре августовского Парижа с его запахом плавящегося асфальта и не обращать на это никакого внимания. Шагать, не различая ничего вокруг, и все же прекрасный незнакомец из метро нет-нет да и вклинивается урывками в самые недоступные мысли. Двигаться в толпе людей и искать похожих – чтобы даровать плоть смутному воспоминанию, иначе оно может в конце концов совсем испариться. Признаться самой себе в очевидном: что совершенно невозможно в точности воссоздать его черты, а все, что от этого остается, – жестоко ускользает, абсолютно неуловимо: кажется, это почти насмешка.