Вот такая проблема была у Афанасия Фёдоровича – выдать дочерей. Возможно, сами девушки были уж очень разборчивыми, привыкли к комфорту. Ведь в квартире у отца с матерью на улице Пекарной, 73 было (цитирую анкету): «пять комнат, кухня и удобства». Немногие таким хвастались. Бедные женихи нам не подходили. А богатые не сильно заглядывались.
Злые языки говорят, что комиссионер Николай Соколов решил жениться на уже взрослой Марии Давиденко после того, как её отец стал всем рассказывать, что его дочери обеспечены приданым. Далее – выдержка из докладной с грифом «секретно», написанной агентом БРЭМ под шифром Х-255:
«После свадьбы Соколов настойчиво потребовал, чтобы обещанное с невестой приданое было обеспечено. В то время у Афанасия Фёдоровича Давиденко нашёлся хороший покупатель на его дом на Кавказской – богатый китаец Тян-Чин. После продажи дома отец и выделил часть вырученных денег замужней дочери. Как говорят, Н. И. Соколов – большой материалист. Очень эгоистичный человек, большого о себе мнения. Старается показать, что он богатый человек. Всё в доме у него очень чопорно, неестественно. И многие подруги жены по гимназии просто перестали бывать у Соколовых».
Может быть, незамужние сёстры не очень-то и завидовали вышедшей замуж Марии. Наверное, Николай Иннокентьевич Соколов не был совсем уж приятным человеком. Комиссионер – это что у него была за профессия? Типа посредника между продавцом и покупателем или между заказчиком и исполнителем. В нашем случае – ловчила. Такой смешной пример: некий Жан Гурме, служащий международной компании по производству жатвенных машин, заказал через Соколова известному харбинскому художнику Любуне рисунок, чтобы присовокупить его к своему подарку, который он отправлял не кому-нибудь, а самому что ни на есть президенту Польши.
Заказал, повторюсь, через комиссионера Николая Соколова и расплачивался через него же. Потом случайно выяснилось, что Соколов передал художнику лишь четвёртую часть денег, полученных от заказчика – от Гурме, а всё остальное оставил себе, такому хорошему.
В адрес Соколова в архивных материалах БРЭМ есть и такое обвинение: в 1927 году дал владельцу типографии Шипотминовскому в долг 1000 рублей (тогда на КВЖД ещё были в ходу царские рубли), но под такой грабительский процент, что через год затребовал от должника 2490 царских рублей. И забрал в качестве погашения кредита эту типографию.
Но хватит о Соколове. Нас больше волнует, почему так сложилось, что Нина Афанасьевна Давиденко и её мама Мелания Мироновна не выехали в 1954-м и 1955-м из Китая в СССР.
Чтобы строить догадки, вернёмся к Афанасию Фёдоровичу Давиденко, отцу Нины. После вынужденной продажи доходного дома на Кавказской (зять вытребовал приданое) Давиденко-старший купил ещё один многоквартирный дом. С ещё более выгодным расположением – улица Артиллерийская, 77, на пересечении с Пекарной. Это как раз тот дом, из которого через десять лет, уже при Мао Цзэдуне, писала свои горестные жалобы шестидесятилетняя Нина Давиденко.
В марте 1940-го Афанасий Давиденко передал этот дом в аренду на три года предпринимательнице Ушвей Лидии Степановне. А она открыла в арендованном доме отель под названием «Дайрен». Номера в отеле сдавались как постоянным жильцам, в основном это были японцы, так и посуточно. Увы, посуточными гостями иногда оказывались люди с уголовным прошлым или женщины лёгкого поведения.
И когда договор аренды истёк, Давиденко решил его не пролонгировать. Но оказалось, что ушлая Ушвей уже начала передавать помещения в субаренду третьим лицам, чтобы самой уехать на жительство в Пекин. И всё это без ведома домовладельца – Афанасия Давиденко. И против Лидии Ушвей возбудили, цитирую, «официальное юридическое дело в Примирительной Камере Харбинского Участкового суда». Что это за «Примирительная Камера», и почему именно «камера», я не знаю. Или что-то вроде арбитража? Главное – дом вернулся владельцу, а существование в нём отеля «Дайрен» суд посчитал нежелательным.