– Юра, пошли на Конную, – примирительно сказал я моему сконфуженному гиду и ткнул в смартфон, где у меня плохонькая карта с прежними, русскими, названиями улиц. – Вот примерно сюда. Где-то на углу с Китайской мой дед служил в скорняжной мастерской, а владел ею Берх Палей, коммерсант. Он уж точно из евреев.

В те же времена, когда Панфиловы обживались в Китае, а Усачёвы с Толстиковыми ещё только мечтали туда перебраться, в Харбине оказался и Николай Соколов. Шёл январь 1920 года.

Соколов – знаковая личность. С 7 февраля 1919 года он – следователь по делу об убийстве Николая Второго, его жены и детей. Палачи от большевиков зверски расправились с царской семьёй в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. А через сутки в Алапаевске казнили Великих Князей Романовых и Великую Княжну Елисавету Феодоровну, которую и при жизни чтили святой. Через неделю, 25 июля 1918 года, в Екатеринбург зашёл чехословацкий легион, красных прогнали.

Расследованием цареубийства занимались по очереди судебные дознаватели Алексей Павлович Намёткин и Иван Александрович Сергеев. А 7 февраля 1919 года адмирал Колчак, Верховный Правитель России, назначил на должность следователя Николая Соколова, 36-летнего юриста, уроженца Пензенской губернии.

До 15 июля 1919 года Соколов вёл дознание непосредственно в Екатеринбурге и Алапаевске, пока туда не вернулись красные. Продолжал допросы и сбор материалов, когда белые откатывались на восток, а он вместе с ними: в Омске, в Чите. наконец – в Харбине. В столицу КВЖД Соколов эвакуировался с полусотней ящиков, коробок и чемоданов с документами.

Ну и что теперь? Всё, дело уже сделано? Можно расслабиться и непринуждённо итожить расследование? Как бы не так, обрадовались! Харбин напичкан агентами ВЧК. Для чекистов уничтожение ящиков-сундуков с разоблачением злодейства – прямая цель. Нужна осторожность, ой как нужна!

Белый генерал Михаил Дитерихс, который сопровождал Соколова в его переездах из Екатеринбурга на восток, – он и здесь, в Харбине, обеспечивает Николаю Алексеевичу надёжную охрану и режим конфиденциальности.

Итак, Харбин, январь–март 1920 года. Всё, чем заняты Дитерихс, Соколов и их окружение, это найти возможность отправить в более-менее безопасную Европу следственные материалы и вещественные доказательства, которых с полвагона. Не для отчёта. Отчитываться Соколову уже не перед кем. Адмирал Колчак, который отдавал ему приказ о расследовании, убит в Иркутске и брошен в прорубь на Ангаре 7 февраля 1920 года, через пару недель после того, как Соколов эвакуируется в Харбин.

Требовалось сохранить материалы следствия. Чтобы мы через сто лет после злодеяния могли прочесть протоколы допросов.

Расследуемые Соколовым убийства были «особо исключительными по зверству и изуверству», – это оценка Дитерихса.

В Харбине Соколов жил два месяца – с конца января до второй половины марта 1920-го. Сначала при участии генерала Михаила Дитерихса попробовал переехать в Европу через английского представителя. Объясняли в Британском консульстве, какой у Соколова важный для истории груз. Что надо спасать следственные материалы-документы-останки. Английские дипломаты не помогли: «Достопочтенные сэры, нас ваши проблемы не интересуют!» Или как-то наподобие.

Соколов с Дитерихсом, соблюдая все меры предосторожности, отправились на Кавказскую улицу Харбина – во Французскую военную миссию. Там обратились к французскому генералу Морису Жанену[3]. И тот помог Соколову. В те харбинские дни начала двадцатого секретарём у генерала служил Пьер Жильяр – тот самый бывший учитель цесаревича Алексея и его сестёр, сопровождавший семью и в добрые времена, и в опальные – даже в ссылке в Тобольске. И с участием Жильяра генерал Дитерихс убедил Жанена, что нужно помочь.