Он проверял меня на прочность снова и снова, осторожно подбираясь то с одной, то с другой стороны, он прощупывал меня, и, не колеблясь, бил наотмашь по самым слабым местам: это было что-то вроде его собственного ритуала, своеобразная церемония посвящения в круг избранных. Он заранее хотел убедиться, хотел увериться наверняка: я не рассыплюсь, как замок из песка, в его руках от первого же настоящего прикосновения. А прикосновения у него были тяжелыми, это я потом тоже поняла.

Присматриваясь, он терпеливо ждал, когда я растеряю уверенность в собственных силах, ждал, когда я сдамся, выкинув белых флаг, чтобы он смог перешагнуть через меня и пойти дальше. Но дни летели, а я, вопреки его ожиданиям, не сдавалась, упрямо продолжая бунтовать, противиться его прихотям, поступать ему наперекор. И я склоняюсь к тому, что именно это, в конце концов, раззадорило его еще сильнее…

Все прекратилось внезапно, так же резко, как и началось. Наверное, ему просто надоело со мной играть, а может, нашел себе другую жертву, однако мне нравилось думать, что Кит остановился, потому что я победила, потому что оказалась крепким орешком. Несколько дней наши пути совершенно не пересекались, и я, наконец, смогла вздохнуть с облегчением. Вплоть до того вечера.

Не помню, кто пригласил меня на вписку, как и не помню, почему согласилась туда пойти. Скорее всего, я хотела немного расслабиться, отвлечься, забыться, ведь процесс адаптации все еще не закончился.

Перед самым выходом Лиза дала заднюю. Я стояла одна посреди вечерней улицы в ожидании сокурсников, на миг мелькнула запоздалая мысль вернуться домой, но черная «Хонда» Стаса уже призывно сигналила, выныривая из арки ко мне во двор.

Поднимаясь следом за ними, я с опаской разглядывала обшарпанные стены типовой многоэтажки на самой окраине города, пролеты, испещренные неприличными надписями, стилизованными рисунками. Успевшие принять на грудь друзья продолжали что-то оживленно рассказывать. Всю дорогу мы много смеялись, и сейчас я почти уже не жалела, что приняла приглашение. Наверное, не жалела.

Где-то наверху стукнула дверь, послышалась приглушенная расстоянием музыка: ритмичная, клубная, чей-то хохот, звонкие девчачьи голоса и смех. Судя по всему, именно туда и лежал наш путь.

Переступая через порог, я чуть не задохнулась от повисших в спертом воздухе клубов сигаретного дыма. А перешагнув, была сбита с ног оглушительными децибелами, гулом голосов, этим жужжанием пчел в переполненном улье.

Растерянно хлопая ресницами, решила не толпиться, а остаться неподалеку от входа, чтобы иметь возможность присмотреться к местным. Друзья быстро исчезли из виду, внутри уже было попросту не протолкнуться. Парни и девушки танцевали, извиваясь, тесно прижимаясь друг к другу, кто сидел на диванах, кто укуривался за стеклами длинной лоджии, разбитые на кучки по интересам подростки были заняты разговорами.

Я одна была здесь словно не к месту, невольно прислонилась спиной к стене, чтобы не мешать. В руке каким-то волшебным образом оказался красный пластиковый стаканчик, наполненный водкой, я поняла это по резкому запаху. Я поморщилась, сделать глоток мне даже в голову не пришло. Мой растерянный вид, должно быть, с головой выдавал, что я чужая им… я чужая здесь… Да мне и в самом деле было не по себе.

Вот тогда я и услышала этот негодующий вопль, сумевший перекрыть даже рев басов из ближайшей колонки:

– Какого черта она здесь делает??

Непроизвольно повернувшись на голос, я с изумлением глядела на поднимающегося с дивана Кита, понимая, что гневные слова его адресованы мне, а не кому-то другому.