Созданный на дау эдем населяли три гурии. Вернее, две гурии и Кира: въерошенная, сердитая, одетая в затрапезную сермягу – она гурию не напоминала даже отдалённо. Но, разумеется, обязана была ею стать. И чем быстрее, тем лучше.

Врата рая бдительно охранялись молчаливым и всегда собранным Али: и от несанкционированных гостей снаружи, и от желающих сей рай покинуть изнутри. Впрочем, опасаться столь глупой и сумасбродной авантюры можно было только от одной из обитательниц каюты. Её соседкам мысль о бегстве, даже если бы и пришла в голову, показалась бы удивительной и нелепой.

Пышнотелые девицы в цветных шелках возлежали на подушках, мирно жевали засахаренные фрукты и лениво трепались за жизнь, когда в их уютный мирок втолкнули новую постоялицу.

– Привет, матрёшки, – поздоровалась она, с усмешкой оглядев их расслабленное бытование, и сразу, как только доставивший её Али удалился на свой пост за дверью, бросилась к окнам.

Распахнув одно из них настежь, она высунулась наружу почти по пояс: за кормой резво бегущего под парусом корабля, пенился широкий след. Далёкие берега слабо просматривась сквозь туманную дымку – дау покидал широкое устье Рыжей с её мутными, глинистыми водами и всё глубже зарывался в зеленоватую волну вольного моря.

Кира застонала: ну ещё бы! Стал бы Асаф пускать её к окнам, пока полностью не исключил возможность побега…

– Эй, родная! – окликнули её.

Новенькая нехотя обернулась, обессиленно опершись на оконную раму.

– Будь добра закрыть окно! Или ты хочешь, чтобы мы простудились и на смотринах в Исфахане шмыгали сопливыми носами?

– Что? – рассеянно переспросила Кира, думая о своём.

Гурии фыркнули возмущённо. Чернявая, тяжело кряхтя, поднялась с пола и, словно танк, игнорируя препятствия, двинулась к цели. Подсунутую им растрёпу она походя отпихнула от окна тяжёлым бедром и с грохотом его захлопнула.

– Капшто!! – демонстративно проорала она ей в ухо. – Глухая что ли?

Хамство Киру вполне взбодрило. Забыв о своих печалях, она потёрла попавший под раздачу бок и, спокойно развернувшись к окну, снова с вызовом его распахнула. Гурия, вздёрнув густые, сросшиеся на переносице брови, снова захлопнула. Кира распахнула. Гурия захлопнула. Хрясь! – Кира так откинула створку, что рама приложилась о стену. Дзвень! – соседка захлопнула с силой, заставившей разноцветные стёклышки окна отправиться в свободный полёт, осыпавшись, с одной стороны, на бухарские ковры, с другой – попрыгать с бульканьем в белую пену за кормой.

– Это всё она! – нажаловалась гурия вбежавшему в каюту Али, тыча толстым пальцем в новенькую.

… Киру снова связали, но в трюм на этот раз не сослали.

– Мне казалось, – покачал головой и поцокал языком на разбитое окно Асаф, – что мы договорились. Ты ведь дала обещание! Значит, твоим словам нельзя верить, хабиби?

Хабиби угрюмо молчала. Какой теперь смысл пересиливать себя и вести с этим самодовольным козлом диалог, когда надежды на бегство больше нет? А все остальные компромиссы в рамках ожидающей её судьбы Киру не интересовали.

… Окно забили плотной тканью, наступающий вечер осветили принесёнными свечами и украсили обильным, роскошным ужином.

Гурии оставили сладости и перекатились за манящий мясными и сдобными ароматами дастархан. Вторая, та, что со светлыми косами, уложенными вокруг головы, курносым носом-пуговицей, утонувшим в круглых, румяных, словно наливные яблоки щеках, покосилась на новенькую сочувственно. Сопереживая наказанной, она обглодала куриную ножку, гармошку из бараньих рёбрышек, опустошила блюдо сладкого кус-куса с урюком и инжиром, а после вновь похлопала прозрачными жалостливыми глазками в сторону голодающей.