– Не мне. Там… – тупо смотрит на носилки. «Прилечь бы сейчас. Всё!.. Теперь уже всё. Накрылся начштаба мохнатой варежкой!..» – обреченно констатирует подполковник.
Чему-то по-идиотски улыбаясь, как показалось расстроенному подполковнику, по-коридору протопал старшина с трехлитровой, пузатой банкой темно-маслянистой жидкости в руках. Слегка притормозив, кивает подполковнику:
– Щас, та-ащ подполковник, вытащим, – и совсем обрадовано, медикам: – А вот и коновалы пришли! Вовремя, мужики… За мной!
Те невозмутимо (и не такое про себя слыхали!) переводят носилки в боевое горизонтальное положение, бросаются вслед за старшиной. Карета экстренной медицинской помощи на скоростях, грохоча сапогами, дружно въезжает в туалет, благо размеры помещения позволяли. Правда, пока «рулевой» носилок на дыбах тормозил в той луже, своими сапогами немножко побрызгал на едва отскочивших офицеров. Да и задний «двигатель» кареты сгоряча брызг добавил. Радостная, можно сказать церемония встречи эскулапов была чуть-чуть ими же и подмочена… Но, это второе. Главное, пришли почти вовремя. Вот и хорошо, вот и пусть теперь отрабатывают свой хлеб, – сами за себя говорили обрадованные лица офицеров, – а то, действительно, всё мы, да мы. Отъелись тут, понимаешь… Глянь, какие мордастые!.. Воспряв, укоризненно, меж собой, кивают на санинструкторов.
В уже достаточно тесном пространстве туалета санинструкторы остановившись, сразу вычислив объект – профессионалы! – тупо смотрят на застрявшую в туалетной дыре ногу солдата-новобранца. «Ого!» Первый, постарше, сохраняя лицо, не успев еще продумать программу экстренной помощи, оттягивает время, с серьезным видом суетится вокруг своей большой сумки… Сначала, мол, сумку нужно разложить, бинты достать, инструменты кой-какие… Оккупировал для этого подоконник.
Солдат, а он уже раскис, уже поник, весь сейчас, как спущенный резиновый шарик. Еле слышно всхлипывает, и судорожно вздрагивает. Увидев с решительными лицами появившихся дюжих санитаров, в этой для него западне, понимает: «Эти – точно отпилят! Вот, вот!.. Сейчас достанут шприц… и… И ножовку… И всё! Всё! Всё! И отпилят! Отпилят!.. – Вновь истерично взвивается. – Не да-амся! – Отчаянно и громко вдруг кричит, судорожно и безуспешно, как мышь в мышеловке, дергая ногой. Он уже понимает, что с ним будет дальше: эти подержат, те дадут хлороформ, и… Всё! Ноги нет. Не-ет – отчаянно бьется мысль. – Не да-амся!» – теряя голос, пожарной сиреной взвывает солдат.
– Да ты не волнуйся, чего ты кричишь? Кастрируют тебя, что ли?
– Не ори! Рота спит!..
– Оглохнуть можно…
– И совсем не больно… – поддерживая дух «больного», профессионально грубоватым тоном, заявляет «задний» медбрат, он пока без дела.
– Вот и всё, боец, порядок, готовься! – с уверенностью в скорой развязке, бодро шутит командир роты, хлопая и потирая руки.
Офицеры, передав эстафету профессионалам, расступились и теперь уже довольно отстранённо, пряча растерянность и накативший было страх, грубовато шутят, подсмеиваются – больше над собой – наблюдают за действиями медбратьев. Один из них, старший медбрат, возится в районе подоконника, другие – носильщики, или как их – стоят с носилками, ждут команды. «Специалисты» объект изучают пока издали и молча, профессионально хмурят лбы, прицеливаются. Если нести, нет проблем, как пару кирпичей на поддоне, – носилки и те тяжелее… А вот что нога торчит, так сказать затычкой… бля, такого ещё не было!..
Солдат, окончательно понимая, что действительно уже обречён, лицом белеет, закатывает глаза и начинает оседать. Упасть он конечно же не успевает, его вовремя подхватывают под руки. Только теперь кажется все замечают, что солдату вроде бы действительно плохо. «Он, что, уже и сознание что ли на самом деле теряет, сачок?..»