Как человек ответственный, не могла она в своих размышлениях обойти такую важную тему, как поверхностный характер моды и стиля. Да, когда у всех все хорошо, не грех и потратить время на подбор пиджака современного кроя. Но где-то на Земле еще не побороли голод и высокую детскую смертность, с животными по всему миру плохо обращаются, идут войны, и все это становится несущественным, а то и просто баловством.

Где найти ту границу, с одной стороны от которой можно позволить себе заниматься подобными мелочами, а с другой нужно сгруппироваться, активировать симпатическую нервную систему и бросить все усилия на то, чтобы устранять реальные проблемы? Естественно, точного ответа у Киры не было, поэтому она довольствовалась принципом, сформированным ей после долгих размышлений на эту тему: не бойся сделать мало, это все равно лучше, чем ничего. Поэтому она регулярно занималась мелкой благотворительностью, но при этом не отказывала себе в радостях жизни. Где-то нужно остановиться, провести черту и разрешить себе не страдать.

Она была неидеальной, но очень настоящей. Была себе верна, не изменяла себе, была, как сказали бы литературные критики девятнадцатого века, цельной. Это не значит, что они никогда не меняла свое мнение, вовсе нет. Но она отвечала за свои слова и принципы, а если и меняла их, то после длительного и достаточно глубокого (для двадцать первого века, по крайней мере, со своими стандартами скорее поверхностной обработки информации) изучения темы и анализа. И она меняла эти принципы, не щадя все те долгие наработки, которые за ними стояли, не скупясь и не экономя.

Моральные дилеммы вставали и перед ней, как перед всеми другими, но она не боялась делать выбор и готова была нести за него всю степень ответственности. И в этом была ее сила. Ее мягкая сила, о которой она сама и не догадывалась. Если бы ей все это рассказали про нее, она бы, возможно, рассмеялась и сказала: “Да вы что? Я – сильная? Я вообще всего боюсь, жить боюсь”. Да, она не была Скарлетт О'Харой, блестящей и эксплицитно сильной, но у нее был внутренний стержень, и она не боялась признавать свою неправоту и меняться, если факты показывали ей необходимость этого. Однако если она видела, что кто-то неправ, в соответствии с ее принципами, она не боялась об этом сказать, даже если этот человек в какой-то из иерархий стоял выше ее.

Были у нее проблемы с принятием решений (страх принятия неправильного, неидеального решения – бич и миллениалов, и поколения Z), не обходилось и без страха упущенных возможностей, ведущего за собой зависть и сомнения в собственных силах, однако она всегда старалась не прятать голову в песок, а смотреть в лицо своим проблемам, иногда прописывать их на бумаге и, иногда чуть отложив, все же решать, пока все не стало хуже.

Такая она была, наша Кира.

Придя домой с сыном, изрядно за вечер уставшим, Кира повесила ключи на специальный крючок около двери, примостила куртку, шапку и шарф в микроскопическую кладовку, сняла ботинки и поставила их на коврик у двери. Сын все это время рассматривал какую-то найденную на полу пылинку, сняв предварительно один ботинок. Вопреки парочке прочитанных книг по детской психологии, гласивших, что ребенок должен учиться все делать сам, Кира, не отличавшаяся особым терпением, особенно когда вечером хотелось спать и есть, стянула с малыша второй ботинок, распаковала его из комбинезона. Однако шапку и шарф предоставила ему снимать самому. “Я молодец”, – про себя подумала она. Почему молодец? А потому, что уже месяц Кира пыталась следовать одной новомодной системе повышения самооценки и внутренней мотивации, в которую, в числе прочего, как раз входило подмечать в течение дня все хорошее, что ты делаешь, даже самое незначительное, вроде загрузки белья в стиральную машину. “Дала ребенку время самому снять шапку и шарф. С комбинезоном поспешила, но хоть так…”. Руки он тоже мог бы помыть по собственной инициативе, но Кира по привычке раза три ему напомнила. В умных книжках написано, что повторять не надо, но… Выжить бы.