МАША: До завтра, товарищ тюремщик.
РОГОВ: Не ерничайте. Вы не в том положении.
Рогов замечает Борисова.
РОГОВ: О! У вас сегодня компания.
Рогов подходит к камере Борисова.
РОГОВ: Что вы натворили, лейтенант?
ПАВЕЛ: Передал фашистам секретные документы.
Рогов теряется, не зная, что сказать.
РОГОВ: Шутите?
ПАВЕЛ: Ага.
РОГОВ: Ну, не скучайте.
Рогов уходит. Маша присаживается на корточки. Павел тоже сползает вниз, опирается спиной о стену.
ПАВЕЛ: Как здесь можно спать?
МАША: Свернувшись калачиком на бетонном полу.
ПАВЕЛ: Не лето. Холодно.
28
Светов сидит за столом в кабинете и держит в руках несколько листочков. Раздается стук в дверь.
СВЯТОВ: Войдите!
В кабинет заглядывает Яковлев.
ЯКОВЛЕВ: Вызывали, товарищ капитан 2-го ранга?
Святов машет рукой Яковлеву, приглашая в кабинет.
СВЯТОВ: Проходите, присаживайтесь, полковник.
Яковлев плотно закрывает за собой дверь и садится за стол.
СВЯТОВ: Пообщались с лейтенантом?
ЯКОВЛЕВ: Да.
СВЯТОВ: Он сознался?
ЯКОВЛЕВ: Я этого и не ждал.
СВЯТОВ: Что собираетесь делать дальше?
ЯКОВЛЕВ: Колоть. Я не такие дела распутывал.
Святов бросает на стол перед Яковлевым листочки, которые держал в руках.
СВЯТОВ: Отпускайте парня.
Яковлев показывает на бумаги.
ЯКОВЛЕВ: Что это?
СВЯТОВ: Это его алиби. Шифровка. Только что это принесли мне мои связисты.
Яковлев берет бумаги и принимается изучать.
СВЯТОВ: Тридцать минут назад они засекли на нашем острове вражеский радиопередатчик. Борисов в это время находился на гауптвахте.
Яковлев вертит бумаги в руках.
ЯКОВЛЕВ: Вы уверены, товарищ капитан 2-го ранга?
СВЯТОВ: Мои связисты не ошибаются. Они не только глушат вражеские передатчики, но и занимаются перехватом. Это их основная работа.
ЯКОВЛЕВ: Координаты точные?
СВЯТОВ: Да. Я послал туда людей, но уверен, что радиста там уже нет. Отпускайте Борисова.
Яковлев поднимается.
ЯКОВЛЕВ: Нет. Радист может быть сообщником Борисова.
Святов вскакивает со своего места и стучит кулаком по столу.
СВЯТОВ: Так найдите мне его! Целый полковник контрразведки сидит на острове, а у меня под носом германские шпионы бегают!
Яковлев вытягивается по стойке «Смирно!»
29
Борисов и Маша лежат на бетонном полу каждый в своей камере и переговариваются.
МАША: Отец звонил в Москву, но никто не хотел взять ответственность на себя. Все чего-то ждали…
ПАВЕЛ: Чего?
МАША: Наверное… что всё в один миг остановиться.
ПАВЕЛ: Не остановилось?
МАША: Нет.
ПАВЕЛ: А я своего отца не помню. Он бросил нас, когда мне было пять лет. Перед глазами возникают какие-то картинки, но в одно целое они не собираются.
МАША: А мама… она что-нибудь рассказывала?
ПАВЕЛ: Всегда уходила от ответа.
МАША: Она простила отца?
ПАВЕЛ: Не знаю…
Павел садится спиной к стене.
ПАВЕЛ: А я никогда не брошу свою семью… Конечно, если когда-нибудь женюсь…
МАША: А что… у вас есть какие-то сомнения?
ПАВЕЛ: У меня нет. Но у вашего пола… какие-то другие пристрастия. Мускулистые спортсмены. Я под них не подхожу. Худой очкарик…
МАША: Много же вы знаете о наших пристрастиях! Где вы про них узнали?
ПАВЕЛ: В умных книжках прочитал.
МАША: Каких?
ПАВЕЛ: «Анна Каренина», «Война и мир» Толстого, например… Льва Николаевича. Вы же не будете возражать, что Анна Каренина изменила своему мужу с красавцем Вронским?
МАША: Но Каренин же старый был…
ПАВЕЛ: Ну и что? А Наташа Ростова бросилась в объятья Курагина, тоже, между прочим, красавчика…
МАША: Но замуж вышла за толстого Пьера Безухова.
ПАВЕЛ: Она его не любила.
МАША: Откуда вы знаете?
ПАВЕЛ: Оттуда же… из книг.
МАША: Вы читали эти книги и ничего не поняли. Это была просто страсть. А любовь – что-то другое.
ПАВЕЛ: Другое?
МАША: Да. Страсть – быстротечна, как огонек у спички. Ярко вспыхивает и быстро сгорает. А любовь… она вечна.