– Хм, довольно серьезное обязательство.

– Серьезные шаги в жизни требуют принятия на себя серьезных обязательств.

– Безусловно. Но что это означает практически? Для нас – это для кого?

– Для нас, для членов сообщества, а точнее, как мы любим себя называть, для сообщников ГКП. И более ни для кого. У нас есть прекрасный кинотеатр на тысячу мест, лучший кинотеатр в мире – вот в нем-то отныне и будут показываться ваши фильмы. И более ни в каких кинотеатрах. Только в нашем, но зато лучшем кинотеатре на свете; только для нас, но зато лучших ценителей прекрасного на свете. Как перспектива, радует?

– Вы что, смеетесь, что ли? Конечно, я не согласен. Я хочу, чтобы мои фильмы смотрели.

– Их и будут смотреть.

– Нет, я хочу, чтобы всякий мог их посмотреть, а не какая-то избранная публика.

– А почему? Неужели вы не можете обойтись без того, чтобы какой-нибудь Вася-Петя-Слава после унылого рабочего дня зашел в кинотеатр, чтобы немного развеять свою скуку, посмотрев ваш фильм, который он, впрочем, почти наверняка тоже назовет скучным.

– Неправильная постановка вопроса. Я не знаю, кто и по каким мотивам захочет посмотреть мой фильм, но я знаю, что хочу, чтобы у каждого была такая возможность. Тут и обсуждать нечего.

– Есть, есть что обсуждать. Ну да ладно, – Томский тяжело вздохнул. – Я пошутил. Не то, чтобы пошутил, а просто… – Томский устало махнул рукой. – Понял я уже, что и «нашему» режиссеру не обойтись без потенциально-миллионной публики. Поэтому условия такие: премьерным будет показ в нашем кинотеатре, а потом, не волнуйтесь, пустим ваш фильм и в общий прокат. У меня достаточно связей и средств и, поверьте, незамеченным ваш фильм не пройдет. Ну что, довольны?

– Как вам сказать… При таких условиях, конечно… В принципе, если уж так подумать, то…

– Что вас еще смущает?

– Точно фильм в общий прокат поступит?

– Клянусь честью, как говорили в каком-то там веке. Глупо это и ни к чему, но раз вам так нужно, то будет фильм в прокате. Ну так что: броситесь с головой в ГКП-омут или еще подумаете?

– Я бы, пожалуй, еще немного подумал, да боюсь, как бы вы не передумали.

– И правильно боитесь. Скажите, что для вас значит кино?

– Всё.

– Всё, значит, вы – наш. Решайтесь.

– Я уже решился. Где ваш дьявольский контракт?

– Вот он.

Виктор расписался. Томский взял бумагу, выдвинул ящик, бросил ее к другим бумагам и резким, отрывистым жестом вогнал ящик обратно в стол.

– Что у нас со временем? 11.10. Быстро мы с вами порешили. Нет ли там следующего посетителя?

– Есть. Ее зовут Виктория Аргольц и…

– Как-как?

– Да – именно так. Виктория Аргольц.

– Хм, любопытно. Так чего там Виктория дожидается?

– Она актриса. И вы знаете, мой Диоген с фотоаппаратом, кажется, уже нашел своего человека. Прямо у дверей вашего кабинета нашел. Я бы хотел, чтобы Виктория сыграла главную женскую роль в «Фотографе».

– Вот как? Красивая история выйдет, если так и получится.

– Так и получится.

– Что ж, зовите вашу Викторию, пусть тоже подписывает контракт. И езжайте снимать кино.

Путь режиссера есть фильм.

Режиссер должен прежде всего постоянно помнить – с самого раннего утра, когда он берет в руки зубную щетку, и до позднего вечера, когда он, будем надеяться, делает то же самое – что он должен снять фильм. Вот его главное дело.

Режиссер должен быть хорошо образован и понимать причины вещей.

Самые преданные режиссеры не расстаются с камерой, даже принимая ванну.

Покидая дом, режиссер внимательно всматривается в каждое встретившееся ему лицо: а вдруг это лицо нужного ему актера?

Тот, кому не посчастливилось родиться актером, должен вести себя в строгом соответствии с долгом подчинения режиссеру. Каким бы умным, добрым и талантливым ни был актер, всё это бесполезно, если он не подчиняется во всем режиссеру.