СЕРИЯ 2. ВЫБОР ПРОФЕССИИ

В раннем детстве судьба меня одела в чьи-то гостевые кирзовые сапоги, которые мне были по причинное место и все мои родственники утверждали, что я вышагивал в них, тяжело переставляя ноги и радостно пищал, что буду «малшалом». Вот, так вот, чья-то чужая обувь гостя-работяги, примеренная мною, повлияла на выбор моей профессии. Само собой, не мог же к нам в гости в городе Сафонове в шахтёрскую семью прийти на «богемную тусовку» какой-нибудь композитор, скульптор или поэт в лакированных туфлях.

Хотя поводов задуматься над иным выбором профессии было для меня и моих родителей достаточно. С младенчества я со своим другом Лёшкой Сморгуновым занимались лепкой из пластилина лошадей и все близкие искренно восхищались нашими поделками. В школе я читал стихи на конкурсе чтецов, дома изучал карточные фокусы и учился жонглировать, в пионерском лагере проявлял себя режиссёром детских постановок, и мог самостоятельно выучить какие-то музыкальные произведения на фортепьяно, совершенно не зная нот. А когда младшей сестре купили пианино, я с огромным удовольствием в 10-м классе играл на инструменте все гаммы, которые ей задавали в музыкальной школе. Частенько по вечерам, под руководством мамы, мы всей семьёй (само собой разумеется без отца) с удовольствием акапельно пели на разные голоса народные песни. Однажды, когда мне было лет четырнадцать, увидев на последней странице журнала «Комсомольская жизнь» напечатанные слова какой-то новой песни с нотами, я, не зная нот, непроизвольно намычал их на свой мотивчик, а потом напел матери. Когда же, на следующий день по радио, мы услышали оригинал этой песни, мама вдруг задумалась и серьёзно сказала: «Сынок, а у тебя эта песня получилось красивее».

Видимо от матери мне передался ген творчества, она могла не только красиво петь, могла написать стихотворение и даже красиво рисовать. Как-то раз, когда я допоздна проболтался на улице и забыл выполнить задание по изобразительному искусству – нарисовать рисунок, посвящённый победе в Великой Отечественной войне, мама отправила меня спать, и сама села за выполнение этого задания. Проснувшись утром, я открыл рот от изумления, на письменном столе лежал не рисунок, а картина, по-другому этот шедевр нельзя было назвать. На переднем плане была изображена заснеженная ель, под которой прятались двое детей. Девочка, чуть постарше, прижимала к себе маленького брата, а слева и справа от ели замерли в серых шинелях фашисты со злобными лицами и с автоматами наперевес. Строгий педагог по рисованию Георгий Георгиевич Чижов поставил маме пять, а мне поставил единицу со словами: «Кол Вам, батенька, несите матери печку топить и следующий раз выполняйте задания сами». Педагог по русскому языку Неля Георгиевна Кривас привила мне вкус к русскому языку и литературе, именно с её подачи я выучил несколько крупных произведений наизусть, в том числе и отрывок «Война» из поэмы Роберта Рождественского «210 шагов». Помню меня несколько удивила реакция членов суровой комиссии из городского отдела народного образования, которые во время моего прочтения почему-то тайком вытирали слёзы. Но никто не относился ко мне с таким «пиететом» как наш преподаватель по физике В.С. Ахремцов. Владимир Сергеевич, конечно, замечательный был педагог, знал свой предмет исключительно, но разве он виноват, что я гуманитарием был, а не технарём. Может быть, поэтому урок он начинал с фразы: «Зубковский идёт в левый угол, Лебедев – в правый!» Мишка Лебедев нормально физику знал, но ему доставалось, потому что мы с ним сидели за одной партой. Хотя один предмет из разряда точных наук, как алгебра, благодаря настойчивости моей классной руководительницы Власовой Валентине Васильевне, я всё-таки, знал на твёрдую хорошую оценку.