– Дома, дома.

– Попросите её, пожалуйста, сюда.

Хозяйка удивилась:

– А чего просить? Я же здесь.

– Вы-то здесь, но для полной ясности нужна ещё и Воробьёва.

– Так ведь Воробьёва – это я.

– Вы?! – Посетитель явно ошарашен.

– Ну да. Я – Воробьёва.

– По-по-погодите… Я не понимаю. Вы – Воробьёва?

– Ну да, я – Воробьёва.

– А жалобу писали на… на Воробьёву?

– На неё, подлую.

– Выходит, вы сами на себя писали?

– Ага.

Он всё ещё в лёгком шоке.

– Но зачем?

Удивляясь его непониманию, она объясняет:

– А на кого мне ещё писать?.. Квартира-то отдельная, соседей нет. Надо как-то выходить из положения.

– И всё-таки, отчего вы на себя такое наговорили?

– С горя. Ведь как я раньше жила!.. Да у нас не квартира была, а коммунальный рай! Выйдешь, бывало, на кухню, душа радуется: четыре плиты, восемь столиков, шестнадцать хозяек! Вот это размах! С одной поссоришься, другой насолишь, третьей чайник перевернёшь!.. И от жизни не отстаёшь, всегда в курсе: кто любится, кто судится, кто где бывает, кому что пишут!.. Жила бы так двести лет, если бы дом не снесли, а меня не изолировали…

– Так это же хорошо!

– Что ж тут хорошего?! Кухня – одна, плита – одна, хозяйка – одна, а неприятностей – тысячи! Сначала пробовала чем-то полезным заняться: загляну через скважину в другую комнату – ничего интересного. Перехватывала собственные письма – скука, соседям интереснее писали!.. Ругаться пробовала – ругайся хоть неделю, никто тебе слова плохого не ответит, потому что не слышит!

Она очень убедительно объясняет, но он всё ещё не может прийти в себя.

– Выходит, вы сами себе в борщ соль сыпали?

– Сыпала.

– Зачем?

– По привычке.

– И кота своего отравили?

– Отравила сердечного! – Она разрыдалась.

– Чего же вы плачете?

– Жалко! Очень я его любила.

– Зачем же было отравлять?

– А кто ж это сделает? Соседей-то уже нет.

– И в ванной сами себя заперли?

– Сама.

– Невероятно! – Он всплеснул руками. – Как это можно, находясь внутри, закрыть себя снаружи?!

– Сама удивляюсь. – Она с мольбой протянула к нему руки. – Голубчик! Помогите мне! Помогите выселить себя из этой квартиры!

Он растерялся.

– Как?.. За что?.. У нас нет оснований…

– А мои страдания – это не основание?.. Я так жить больше не могу! Слышите: не могу!.. Я к общественности обращусь!..

Камера наезжает – она с экрана обращается к зрительному залу:

– Товарищи! Дорогие! Помогите! Спасите!.. Меняю изолированную квартиру со всеми удобствами на любую жилплощадь в многонаселённой квартире!

ОТ АВТОРА: Я с охотой и удовольствием сотрудничал с рисованной и кукольной мультипликацией: она давала безграничные возможности для выдумки, эксцентрики и весёлого хулиганства. Моим первым сценарием в этом жанре был «Любящий муж». Я написал его для замечательного ленинградского артиста Ефима Левинсона, который перевёл его на разные языки и показывал во многих странах, и всегда с большим успехом. Меня это радовало не только как автора, но и как гражданина: оказалось, что тема пьянства остра и популярна не только в России.

Вечер. Столб. На нём фонарь, от которого внизу очерчен круг света. Слышится песня:

В освещеный круг на четвереньках вползает «исполнитель песни». Это мужчина средних лет, в шляпе и галстуке, сдвинутом на бок. Радостно сообщает:

– А я сегодня праздную день рождения моей дорогой супруги!.. Уже пять дней как праздную… Потому что я мою жену Катеньку очень люблю и даже симпатизирую!.. – Радостно хохочет. – Я ей подарок несу… конфетку… на сдачу дали… – Ищет во всех карманах, не находит. – Потерял! – Снова хохочет. – Да ничего!.. – Пополз дальше. – Всё равно я её… я её…