– Из неё Лайки не выйдет. Она нарочно на орбиту не выходит!

– Алик, мне уже надоело тебя наказывать!

– Знаю, – сочувственно вздохнул малыш.

– Становись! – Нина поставила его в угол.

– В этот не хочу!

Она поставила его в другой.

– Тут раскладушка!

– Поместитесь!

Наскоро приводя комнату в порядок, Нина говорила Метелёву:

– Глеб на островах, вернётся к ночи… Пообедаем сами…

Его зовут Глеб. Он – её муж. Ну что ж!.. Так и должно было быть… И нечего удивляться…

– Чем он занимается? – тихо спрашивает Метелёв.

– Кто?

– Твой Глеб.

– О-о! Он большой человек! Смотри! – она указывает в направлении окна. Метелёв посмотрел на громадный подъёмный кран неподалеку от барака.

– Да нет… – засмеялась Нина. – Вот!

Оказывается, она говорила о другом. На подоконнике стояла большая банка, где в мутной воде плавала какая-то рыбёшка.

– Его работа! – гордо сообщила Нина. – Шесть лет выводил!

– Эту тюльку?

– Что ты?! Это малёк новой рыбы. Гибрид осетра и белуги. Ты любишь белугу?

– Ненавижу рыбу.

– А рыбий жир?

Это спросил Алик.

– В углу не говорят! – строго заметила Нина.

– А я вышел из угла.

– Вот и вернись!

Малыш покорно поплёлся обратно.

Метелёв механически вертел очки, лежавшие рядом с банкой.

– Ну вот! Он снова забыл очки! – всплеснув руками, сказала Нина.

Она ушла в кухню готовить обед. А Константин молча осматривал их жильё. Скромная, очень скромная обстановка. Никелированная кровать, застланная полосатым одеялом; старомодный диван со спинкой, простой шкаф. В углу раскладушка. Её, должно быть, ставят на ночь… Старенькая швейная машина. Наверное, Нина сама шьёт себе и детям… На спинке кровати сушатся мужские рубашки… Верно, сама стирает… этому, который разводит тюльку и забывает очки.

Взгляд Метелёва возвратился к мутной банке. Грустно стоит он в углу комнаты. В другом углу стоит печальный Алик. Вдруг он обращается к Константину:

– Дядя!.. Возьмите меня на поруки.

Метелёв рассмеялся от неожиданности:

– Выходи! Под мою ответственность!

Вечер. В том же углу стоит снова напроказивший Алик.

За столом Нина и Константин. В распахнутом пальто влетает возбуждённая Тамара.

– Почему так поздно? – спрашивает мать.

Тамара молча раздевается.

– Что случилось?

Девочка поднимает глаза на Метелёва, мол, не могу при нём.

– Здесь нет чужих.

– Пообещайте, что не будете смеяться! – просит Тамара.

И, набравшись храбрости, выпаливает:

– Добкин меня любит! Он сам сказал! И я тоже! В общем, у нас первая любовь!

Взрослые всё же улыбнулись.

– Ну вот! – обиделась девочка.

– Ты не обижайся, – мягко говорит Нина. – Просто, первая любовь часто бывает несерьёзной. А настоящая приходит позже.

– А вдруг первая и есть настоящая. На всю жизнь? Так бывает?

Она переводит взгляд с Нины на Метелёва.

– Бывает, – отвечает тот.

Девочка стоит между ними и растерянно спрашивает:

– Что же теперь делать?

– Пей чай! – советует Нина.

– Не могу. Добкина в кино не пустили, придрались, что до шестнадцати… Так он все деньги на мороженое потратил, меня угощал…

– В марте? С ума сошли! – рассердилась Нина.

– Становись в угол! – вмешивается Алик.

Поступок мальчика заставил всех улыбнуться. Он устроился на коленях у матери, а Тамара охотно заняла его место.

– Добкин требует, чтобы я завтра же дала ответ!.. Я теперь ни за что не засну. Всю ночь буду думать…

Ночь. На раскладушке сладко и безмятежно спит Тамара. Посапывает уставший за день Алик. На коротком диванчике, с подставленным под ноги стулом, лежит Метелёв. В кровати Нина. Они не спят.

– А контрамарку? – тихо говорит Константин. – Мне на концерт?..

– Если придёшь с цветами… – шепчет Нина.

– Помнишь?!

Вместо ответа она, приподнявшись на локте, чуть слышно напевает: