«Грубит ребёнок!», – подумал я и брезгливо посмотрел на это чудо в перьях. Подошёл и выключил магнитофон.

– Взрослые дома есть? – спросил её.

– А я кто, по-твоему?

– Как кто? Кикимора болотная!

– Понятно, кто ты, ждали, располагайся. Нам без дураков скучно! – ответила Кикимора.

– Ты всегда выглядишь как вечерний клоун, или у тебя очередное обострение шизофрении? – любезно поинтересовался я. – Нос ещё зелёнкой намажь. Для колорита. Когда отец придёт?

– Я тебе не справочное бюро. И вообще, что ты здесь командуешь, магнитофон выключил? Громко тебе? Купи беруши и сунь их в уши!

Кикимора, порозовев, завязала вокруг пояса широкую шаль, чтобы прикрыть трусишки и стройные ноги, подошла и вновь включила музыку. Я поморщился от какофонии, доносившейся из динамиков, достал из сумки документы и пошёл в отдел кадров. Лучше бы не приезжал. Если папаша женится, даст Бог сестричку-тинэйджера. Без очков видно, что стервозная и не в своём уме. И слушает, по-моему, эту ерунду: Death Symbolic, если не ошибаюсь. Хотя, это всё же лучше, чем современная попса.

Мне повезло, только что открыли финансирование на новый проект. На наше изделие. И это в то время! Ты устроился к нам на два года позже.

– Так это что, Ленка такой была? – удивился я.

– А то!

***

Вернулся я часов в десять вечера. Позвонил, на всякий случай. Дверь открыл отец. Обнял. Познакомил с Марией Фёдоровной, своей подругой, приятной моложавой женщиной, на вид чуть за тридцать. Кикимора вела себя смирно, сидела, забравшись с ногами в кресло, и читала какой-то журнал. Она уже стёрла с губ фиолетовую помаду и тушь с глаз, но патлы по-прежнему были зелёными.

– Лена, познакомься, это Роман, – сказала подруга отца.

– Знакомы уже, – буркнула Ленка, не удостоив меня взглядом.

В тот вечер мы вдвоём долго сидели с отцом на кухне.

– Понимаешь, сын, – говорил отец. – Я так рад, что ты приехал. Успел вовремя. Мне нужна твоя помощь. Мне скоро сорок один. Маму не вернёшь, как не вернёшь прошлое. Я теряю себя, теряю квалификацию! Заказов нет. Зарплата – слёзы.

Мы с Машей не успели оформить брак. Придётся сделать это во Франции. Заявку на визу каждый давал на свою фамилию. Если бы расписались сейчас, необходимо заново переоформлять документы. Это долго, да и вряд ли возможно. Нам с Машей удалось заключить контракт на работу с фирмой «Рено» на пять лет и получить рабочую визу на шесть месяцев с возможностью дальнейшего продления. Поверь мне, сделать это было непросто. Выпал счастливый лотерейный билет. Помогло то, что Машенька в совершенстве владеет английским и французским, знает чешский и словенский, а у меня есть несколько свидетельств на изобретения.

С её помощью я в течение года учил французский и сдал тест на знание языка в посольстве. На фирме предлагают работу мастером на автосборке. Так что, делал танки, теперь буду делать легковые автомобили. Машеньке тоже есть работа в отделе маркетинга по Восточно-Европейским странам. Леночке мы оформили гостевую визу на пять лет.

Если мы сейчас не уедем, моя жизнь окончена, – так объяснял мне отец. – Впереди ничего. У нас с Машей голова идёт кругом. В день, когда ты получил телеграмму, мы с Машей узнали, что Леночке, твоей будущей сестре, не разрешат въезд во Францию из-за одной бумажки: согласия второго родителя, её отца, которого она и в глаза не видела.

Мы не учли, что если на въезд в Шенгенскую зону это не обязательно, ведь по их законодательству согласия на въезд от второго родителя не требуется, но на выезд из России это необходимо, – виновато оправдывался отец. – Где проживает родитель Леночки не известно. Ирина Алексеевна, адвокат, занимается этим, она подала заявление в милицию об определении его места нахождения. Я думаю, проблем не будет. Она получит у отца Леночки письменное согласие, а ты посадишь Лену на самолёт, а мы её там встретим.