Тело вдруг отяжелело, став ватным и чужим, голос уплыл куда-то вдаль, в ушах постепенно нарастал шум. Сквозь него изредка пробивались резкие, взволнованные голоса. Печень, вяло подумалось мне. Всё-таки отказала, зараза! И это было последней осознанной мыслью, после которой я… свалился вниз! Мгновенный укол страха встряхнул организм, но сделать я ничего не успел. А потом подо мной мягко спружинил матрас и я оказался на обычной кровати. Рядом висели в воздухе аэроносилки. Вот, видимо, с них я и падал. Расстояние мизерное, а казалось, что падал с пятого этажа! И ощущения тела странные до изумления. В висках все ещё шумит, голова кружится, но я хотя бы жив. Отходняк, вот, что это! Меня прооперировали! Я устало прикрыл глаза, и провалился в сон. На этот раз просто сон.

Проснувшись, первым делом осмотрелся. Я находился в просторной, светлой комнате, ничем не напоминавшей больничную палату. Потолок выложен пеноплиткой с готическим рисунком. Стены оклеены светло-зелёными обоями с орнаментом какого-то вьюна. Окна закрывают плотные, темно-зелёные шторы из габардина тоже с объёмным рисунком каких-то цветов. У окна пара стульев и столик с графином и стаканом. Рядом ваза с фруктами и печеньками. Справа рабочий стол с ноутом, и стопкой тетрадей. Слева дверь с недвусмысленным изображением писающего мальчика. Рядом ещё одна, с тем же мальчиком под душем. И никаких аппаратов и прочей машинерии! И, кстати, камер наблюдения я тоже не заметил, хотя обычно срисовываю их на раз. Однако не успел я удивиться, как в комнату вошёл уже знакомый мне профессор Маковецкий с небольшим буком под мышкой.

– Доброе утро, Павел! Вовремя ты решился. Как раз вовремя!

– Она все-таки отказала, – скривился я.

– Увы, это было неизбежно, как восход и закат, – он продвинул к моей кровати один из стульев, уселся и раскрыл свой бук. – Ну-с, посмотрим, что мы имеем. Так… сердцебиение в норме, пульс отличный. Кровоток в норме. Билирубин активно снижается. Отлично! Твоя новая печёнка прижилась и работает как часы! Пока ты спал, она вычистила из организма почти всю гадость. Вижу, уже имеются вопросы? Отвечу сразу на половину из них. В твоём теле отныне живут и размножаются микроскопические технобактерии – нанокриты. Наша новейшая разработка. Они отслеживают работу твоего организма и передают все данные мне. На этот бук. Любое твоё движение, состояние фиксируется в режиме реального времени. А в экстренных случаях нанокриты исполняют роль иммунной системы. Например, если ты влезешь в драку или тебя собьёт машина, то нанокриты быстренько обеззаразят и заштопают раны. Сам понимаешь, я совершенно не горю желанием потерять такого уникального добровольца, как ты. В твою личную жизнь я вмешиваться не собираюсь. Меня интересуют исключительно разработки. Более того, я гарантирую тебе полную конфиденциальность любой информации, касающейся тебя. И в случае судебного разбирательства я сделаю все возможное, для твоей защиты. Разумеется, если ты невиновен.

– Действительно, почти все вопросы сняты, – усмехнулся я. – Однако, шикарные плюшки. Надеюсь, это не значит, что ради своих экспериментов вы начнёте резать и здоровые органы? Ладно, поживём, увидим, как оно. На крайняк всегда можно покончить с собой, разорвав контракт.

– Увы, – рассмеялся Маковецкий. – Наши разработки ещё не настолько идеальны, чтобы заменить здоровые органы. Ладно, сегодня отдыхайте. А завтра начнём тестирование ваших лёгких.

В НИИ я поселился ещё на месяц. Маковецкий оказался не просто одним из кучи профессоров, а разработчиком и ведущим специалистом экспериментальной технологии. А ещё весьма неплохим человеком. Он не давил обязательствами, а скорее пытался заинтересовать, так, чтобы мне самому захотелось сделать то, что он хочет. Мы довольно быстро перешли на "ты" и обсуждали мои дальнейшие перспективы, как медицинские, так и жизненные. Маковецкий был в курсе моей размолвки с отцом и предлагал остаться жить при институте, но я отказался. И через месяц, когда профессор удовлетворился работой печени и нового лёгкого, наметил план будущих работ и график моих посещений для корректировки данных, я оказался предоставлен самому себе.