На письме в КГБ наложили резолюцию: «Срочно. Тов. Прокопенко А.В. Совместно с ПГУ и ВГУ рассмотрите и внесите предложения. Перепелицын. 17.10.59» (Дело Освальда. Т. 1. С. 87). В тот же день Учетно-архивный отдел КГБ (УАО), в обязанности которого входила переписка по подобного рода вопросам с различными организациями за пределами КГБ, запросил Первое и Второе главные управления и немедленно завел на Освальда «дело спецпроверки».

«Дело спецпроверки» в то время обычно заводилось на каждого советского гражданина, кто хоть раз выезжал за рубеж по так называемому каналу частного выезда, то есть по приглашению родственников или знакомых (последнее было тогда крайней редкостью). «Дело спецпроверки», или, как мы его называли, «выездное дело», представляло собой досье, в котором содержались «установочные» и краткие биографические данные человека, сведения о причинах его поездки, результаты его проверок по специальным картотекам КГБ и МВД, справки с места работы о степени осведомленности его в государственных секретах, переписка органов госбезопасности и другие документы. Оперативные документы попадали туда редко, в основном через ПГУ, когда из резидентур поступали сообщения о «плохом» поведении «фигуранта» за границей.

«Дело спецпроверки» сопровождало «путешественника» всю жизнь и пополнялось в случае его последующих поездок. Эти дела велись и хранились в УАО, и, когда началась официальная переписка о предоставлении Освальду гражданства, там появилось новое «дело спецпроверки», чтобы в нем собирались все материалы.

Спустя всего три дня, что свидетельствовало о воздействии пометки «Срочно», в УАО поступили ответы из обоих главных управлений.

Судя по приведенному ответу, в ВГУ, ознакомившись с первичными данными на туриста, прикинули, что этот молодец, во всеуслышание заявляющий, что он коммунист, и желающий стать советским гражданином, вряд ли перспективен для использования в разработках интересующих контрразведку иностранцев, да и объектов из числа советских людей. Что у него на самом деле за душой и как он поведет себя в дальнейшем, трудно сказать, но все равно его придется держать под наблюдением. Это будет обуза на неопределенное время, требующая физических и материальных затрат без видимой отдачи. Поскольку оперативный интерес к нему явно не просматривается, пусть уж лучше побыстрей отправляется восвояси.

У меня нет никаких конкретных подтверждений того, что именно так думали тогда в ВГУ, но кое-какое знание механизма принятия решений в КГБ в подобных случаях дает мне основание сделать такое предположение.

Видимо, запрос из Учетно-архивного отдела КГБ вынудил Первое главное управление, прежде чем отвечать на него, непосредственно «пощупать» претендента на участие в коммунистическом строительстве. Ознакомительная беседа сотрудника разведки с Освальдом состоялась 20 октября. Поскольку предлогом для этой беседы послужило ходатайство о принятии в гражданство, встреча происходила, выражаясь профессиональным языком, «с позиций», то есть под прикрытием, ОВИРа.

Беседа, продолжавшаяся около полутора часов, касалась биографии Освальда, обстоятельств путешествия из США в СССР, мотивов, по которым он просил политического убежища. Ее результаты отражены в ранее цитировавшемся оперативном документе 15-го отдела Первого главного управления: «20 октября с. г. ОСВАЛЬД в беседе в ОВИРе о причинах, побудивших его подать заявление об отказе вернуться в США и принять советское гражданство, рассказал, что родился в 1939 году в гор. Новом Орлеане, штат Луизиана. Отец был страховым агентом, умер в 1939 году. Мать его вместе с ним переехала в гор. Форт-Уэрт, штат Техас, где проживает по настоящее время по адресу: 3124, Вест, Пятая улица.