Имени Сталина не произносилось, но от Вани шли страшные слова, которые однозначно вели к вождю. Бывших чекистов превращают в карателей при вожде, это новая опричнина – так говорил Иван. Опричники собираются уничтожить всех старых большевиков, которые знают вождя еще с дореволюционных времен, знают больше, чем положено…

Ольга с ужасом слушала откровения своей подруги, жалела ее, пыталась успокоить – мол, это у Вани пройдет, он вскоре поймет, что карательный меч направлен только на врагов пролетариата и партии. Соня, вроде бы соглашаясь с подругой, тем не менее говорила, что ей подчас трудно возразить мужу, ей иногда кажется, что он прав. «Что может быть страшнее душевного разлада между близкими людьми?» – риторически спрашивала Соня. Ольга в тон подруге вспоминала:

– Кажется, Лев Толстой говорил об этом… Что самый тяжелый разлад – идейные разногласия между членами семьи. Помнишь, он ушел из дома, потому что не находил понимания своих исканий у близких… Ушел и умер в дороге…

Соня сказала:

– У меня разлада с Ваней не будет. Если Ваня решит отказаться от партийной должности и уехать в Сибирь, я, конечно, поеду с ним.

Ольга тяжело переносила откровения Сони, которая всю жизнь была ее другом-наставником. У нее не было ни малейшего идейного разлада с Семеном – они солидарно не сомневались в справедливости того коммунистического дела, за которое в молодости боролись и которому теперь преданно служили. Эта едва ли не религиозная вера в святость идеалов партии большевиков, в непогрешимость решений партийного руководства имела твердую опору в единомыслии с Иваном и Соней – старшими товарищами, друзьями и партийными наставниками еще со времен юности. И вот теперь оказалось, что прочный фундамент неколебимой веры, созданный этими старшими товарищами и соратниками по борьбе за построение социализма, ими же расшатывается и, более того, уже дал трещину. Оля говорила сама себе:

– Нельзя, нельзя так думать… Ваня не прав… Да, некоторые бывшие большевики из руководства свернули с пути партии, стали предателями и врагами народа… Но разве это значит, что подозрение может пасть на всех старых большевиков, на цвет партии… У Вани действительно болезненная мания преследования… Уйти с поста секретаря райкома партии из-за опасений, что он, старый большевик, слишком на виду – какая нелепость… Уехать в Сибирь, затеряться – какая примитивная глупость…

Ольга не сомневалась, что Семен оценит всё это так же, как она, но не рассказывала ему об откровениях Сони, не желая травмировать мужа и тайно надеясь, что всё уладится, что реальная жизнь страны развеет все нелепые опасения Вани… В этом духе Ольга успокаивала Соню – никуда Ваня не уедет, всё образуется, тебе не придется уезжать из Ленинграда…

Начало нового года счàстливо сливалось с розово-оптимистическими ожиданиями Ольги.

Вот уже месяц в стране гостил знаменитый немецкий писатель-антифашист Лион Фейхтвангер. Ольге и Семену очень нравились его романы «Еврей Зюсс», «Успех», «Семья Оппенгейм»… Ольга читала их в университетской библиотеке в оригинале на немецком, Семен – в переводах на русский. Великого гуманиста Фейхтвангера лишили немецкого гражданства как еврея, его книги фашисты сжигали на кострах. А в Советском Союзе государственные издательства публиковали невиданно большими тиражами книги этого западного либерала и отнюдь не сторонника коммунизма. Это ли не символ нового понимания просвещенной свободы и подлинной народной демократии? Советский интернациональный строй и диктатура трудящихся предъявляют этот символ погрязшему в национализме и буржуазном мракобесии Западу – так думали Ольга и Семен. Они отслеживали по многочисленным публикациям в советской печати все события, связанные с пребыванием писателя в СССР. В составе университетской делегации Ольге довелось попасть на выступление писателя в Ленинграде. Она вслушивалась в речь писателя на немецком языке, радостно осознавая, что хорошо понимает его, благоговейно воспринимала его слова и мысли. Фейхтвангер рассказывал о чудовищном терроре нацистов в Германии, о неспособности западных правительств противостоять повсюду поднимающему голову фашизму, о насквозь прогнившей западной демократии. Он говорил, что только в Советском Союзе обнаружил твердую позицию противостояния национализму, антисемитизму, буржуазному индивидуализму. Ольге запомнились слова писателя: