Свет исчез также внезапно, как и появился. Вместе с ним ушла и боль. В наступившем затишье остался лишь необъяснимый, доводивший до безумия страх.
Он обнаружил, что стоит в тускло освещённом помещении и в безмолвной тишине мог слышать прерывистый стук собственного сердца. Он сразу узнал это место. Высокие потолки и мрачная драпировка стен не оставляли в этом сомнений. То была комната для прощания при морге.
Гроб из тёмной вишни стоял на постаменте в окружении искусственных венков. Некоторые украшали чёрные ленты с траурными надписями. Крышка гроба была закрыта.
Только в реальности это никогда не происходило. Он считал, что нет смысла выставлять закрытый гроб в зале для прощания. Все, кто хотел проводить Ирину в последний путь приехали на кладбище. А теперь они находились здесь – друзья детства и коллеги. Всего человек двадцать. Точь-в-точь как на кладбище. В той же ещё зимней одежде с замершими снежинками на плечах. Будто кто-то вынул кадр из его памяти. Кто-то с нездоровым воображением и способностью менять реальность.
Зачем он здесь?
Родные Ирины оставили этот мир ещё до начала их непростых отношений. Он их знал только по фотографиям. Сейчас они тоже были здесь. Словно сошедшие в реальность с поблёкших фотоснимков. В тех же позах и с теми же выражениями на лицах. Нет, не лицах, а застывших восковых масках. Взгляд стеклянных глаз устремлён на невидимый объектив фотокамеры. То есть на гроб с изувеченным телом.
А с телом ли?
И тут посреди застывшей тишины прозвучал резкий скрежет. Точно кошка скребла пол острыми когтями. Или…чьи-то ногти царапали гладкую деревянную поверхность.
Он в ужасе посмотрел на гроб и инстинктивно шагнул назад. Доноситься звук мог только изнутри гроба.
Никто кроме него, казалось, не замечал противного звука. Незрячие глаза манекенов продолжали смотреть в пустоту. Смотреть прямо на гроб. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Они хотели, чтобы он открыл крышку и выпустил запертое там существо. Каким-то образом, он понимал их желание. Он хотел закричать, однако крик, не родившись, затих в пересохшем горле. Холод сковал внутренности. При дыхании из открытого рта вырывались клубочки пара. Тяжёлая поступь смерти отдавалась в висках острой болью.
Он сделал шаг вперёд против своей воли. И ещё один. И ещё. Так двигают подвешенную на верёвочки марионетку. Собственное тело не подчинялось ему. Теперь он мог дотянуться до края гроба рукой. Скрежет изнутри доносился всё отчётливее и не сулил ничего хорошего. Запах смерти ни с чем нельзя было перепутать.
Неведомый доселе панический ужас охватил его. Округлившимися глазами он наблюдал со стороны, как правая рука тянется к передней части откидной крышки, чтобы схватиться за позолоченную ручку. Скрежет тем временем перешёл в яростный стук. От сильных ударов гроб содрогался. Дрожащая ладонь, наконец, сомкнулась на металлической ручке и рванула крышку в сторону.
Кто-то упорно барабанил во входную дверь.
Андрей сел на кровати. Несмотря на жару, его знобило. Лоб покрылся холодной испариной. Он сидел и ждал, пока сердце перестанет так учащённо биться. Воспоминания о кошмаре стремительно таяли в воспалённом мозгу.
Это был только сон.
Он откинулся на спину. По телу расплывалось блаженное облегчение. Очень реальный сон, надо сказать. Куда страшнее, чем в кино. Кошмары ни разу не посещали его после смерти жены. Он много читал о посттравматическом синдроме и подумал, что сон был вызван сменой обстановки. Весьма интересное наблюдение для писателя.
Стук в дверь не прекращался. Он наспех пригладил растрёпанные волосы и неровной походкой поплёлся к выходу.