Между тем, Я весьма прошу читателя положительно довериться мне, в том, что не было с моей стороны ни халатности, ни бесчувственности обо всём непроверенном в этимологии, в этаких моих утверждениях, делаемых по различному поводу, касательно чего бы то ни было. Подчас таковое искушало, подчас следовало пути моих любопытств; но Я никогда не позволял себе ни малейшего в том послабления.

<стр. 11>

Ибо, это было бы не менее напрасно, чем занятие архитектурой воздушных замков.

Столь же равно и к возражениям и, также, в нарочитом желании оных, в строжайших экзаменациях стороною литературных мужей, кое ожидаю от них быть предпринятыми с особенным прямодушием, скажу, что мне нет ни какой причины страшиться того, что если найдут иль не найдут они какую ошибку, (будь то к жесточайшим, ошибочным их предрассудкам), то, дескать, обратят всё к столь несправедливейшему, и, будет мне добавить, столь нелиберальному исходу, что подвергнут премногому бесчестию всея задумку моего плана. Всякий, весьма утвердительно, может находить, что это не в свойствах всея натуры, чтобы не пережить нескольких ошибок или некоей фрагментарной неустойчивости, кое к вопросу всецельности, дескать, больше, чем во всей основательно-выстроенной системе/конструкции, каковую-де, этак, и один лишь дурной кирпич сокривит или, вынутый вон, обрушит всея здание наземь.

Осуждение труда не по общему взгляду на оный, не по вкладу, но по редким исключениям в нём, есть не иное, как скандал в критике и упущение для литературы: с тем, осуждению обесчестить никого другого, как разве лишь того, кто оное сам и сотворил.

Я не желал бы, чтоб сие было воспринято и так, что мне весьма необходим этот вступительный вызов против всеобщей нечестности или неверности. Ко всея самокритичности по себе, каковым не горячечно и решительно Я и был, презрев на иллюзии своего воображения, Я не смею изъявлять столь большую уверенность в собственных суждениях, подчас возможно ошибочных, также, об ignis fatuus ко свету абсолютных истин; в особенности, когда, заблуждённый фамильярностью звучания, соединённого с пребольшой схожестью смысла, Я слишком спешно относил тогда происхождение (корня), не являвшееся наиболее предпочтенным, силе искушения в признании оного наивернейшей предуготовленности, – искушения ко всему тому, что на этом филологическом пути не должно соотнестись вызывающей или всеобщей причине для ошибки. Потом, опытным путём, Я находил в том, в изобилии причин для всесерьёзной осторожности

<стр. 12>

(нет, не для тотального отчаянья по достигнутому контр-смыслу), с почти-что интуитивной ясностью во многих вещах исследования, убеждаясь в удовлетворительной их вероятности; кое, в действительности, есть самое большее из того, что можно отнести означенным предположениям, в их природе не поддающихся положительному аргументированию или какой-либо математической демонстрации.