– А чого це вас, добродийко, аж до Манчьжурии занесло?

– Ой, то вы теж з Украины!.. – всплеснула руками хохлушка и тут же, не сдержав любопытства, спросила: – А саме, звидки?

– С Волыни, – ответил, улыбнувшись Яницкий и уже из чистой вежливости добавил: – А вы?

– А я з Киевщины! З самого Киева. А от теперь у Харбине. Муж мой тут на «маньчжурке» служит, а я от до свояченицы у Хайлар ездила…

Яницкому уже расхотелось беседовать, но резко оборвать разговор, боясь показаться неучтивым, он не решался и потому спросил:

– И не страшно одной ездить?

– А чого тут страшного? – Хохлушка округлила глаза. – То там, у России, большевики та красные, а у нас як воно було, так и е.

– Ну все-таки… – Шурка еще раз глянул в окно, но конечно же никакой крепости там уже не увидел. – Вон и пункты оборонительные у дороги… Я слыхал, тут хунхузы пошаливают, они, конечно, не красные, но вроде как «краснобородые».

– Може, и так, – вежливо согласилась попутчица, но тут же добавила. – Тильки я червоных бород не бачила, а що до иншого то ти хунхузы тут завсегда булы…

– Всегда, говорите, – Яницкий удивился легкомыслию собеседницы. – И чем же они занимаются? Или это не от них дорогу охраняют?

– И от них тоже, – с готовностью закивала хохлушка. – Но только они больше на посты нападали, ну по вагонам пострелять могут, это так…

– Да я заметил, вагоны у вас блиндированные, – поддержал разговор Яницкий.

– Ну это редко, – поспешила успокоить его хохлушка, а так «манзы»[2] по «банковкам»[3] сидят, а чтоб деньги были, заложника ради выкупа схватят, но больше своих грабят…

Хохлушка тараторила так охотно, что Яницкий понял, остановить говорливую спутницу не представлялось возможным, и он, по крайней мере, постарался перевести разговор в нужное русло.

– Сударыня, если не ошибаюсь, вы сказали, что живете в Харбине?

– Да… – хохлушка на секунду запнулась. – А вы что, тоже туда едете?

– В некотором роде… – Яницкий на какой-то момент умолк, но потом, нехотя, пояснил: – У меня дело там есть, так что подскажите, улицу Гиринскую найти трудно?

– Трудно? Ну вы и скажете… – хохлушка всплеснула руками. – Это ж главная улица! Там все есть, и вывески все на русском, так что если что не заблудитесь, да и «манзы» тоже русский язык понимают…

– Даже так? – искренне удивился Яницкий. – Это что ж, Харбин почти русский город?

– Да и не почти вовсе. И Пристань, и Новый Харбин, все русское, а китайский Модягоу так он в стороне…

– Пристань, говорите, там что, у вас и пароходы ходят?

– Конечно! Сунгари речка большая, а на левом берегу так там пляжи, летом такая красота…

Похоже, хохлушка снова села на своего конька, и, стремясь прервать новый поток слов, Яницкий поинтересовался:

– А гостиница приличная есть?

– Да конечно же! И идти далеко не надо. Гостиница «Нью-Харбин» сразу за вокзалом…

Шурка приготовился к новому потоку ненужных слов, и тут его слух резанул такой привычный звук выстрела. Стреляли где-то спереди и явно подчиняясь чьему-то приказу. Поезд дернулся раз-другой и начал судорожными рывками останавливаться.

Мгновенно забыв о болтливой попутчице, Шурка сунул руку за отворот шинели и, вытащив револьвер, крутанул барабан, проверяя наличие патронов. Поймав испуганный взгляд соседки, Яницкий усмехнулся и деловито сунул наган обратно за отворот. Почти сразу после остановки входная дверь вагона хлопнула, послышались выкрики то ли на русском, то ли на китайском, и следивший все время за проходом Яницкий увидел ввалившихся в коридор двух типов. Всполошившаяся хохлушка тоже заметила вошедших и, испуганно охнув: «Хунхузы…» – немедленно забилась подальше в угол.