Бонд ощутил, как к горлу подступила тошнота.

Первым к нему подскочил Матис; к этому времени Бонд уже поднялся и стоял, обхватив рукой ствол дерева, спасшего ему жизнь.

Оглушенный, но целый и невредимый, он позволил Матису отвести себя к «Сплендиду», из которого в́ысыпали испуганные постояльцы и персонал. Пока где-то поодаль ревели сирены, извещавшие о прибытии карет «скорой помощи» и пожарных расчетов, Бонд и Матис сумели протиснуться сквозь толпу, поднялись по лестнице и добрались до номера агента 007.

Первым делом Матис включил радиоприемник, стоявший перед камином, и, пока Бонд стаскивал с себя окровавленную одежду, закидал его вопросами. Когда дошло до описания двух подозрительных типов, Матис сорвал трубку с телефонного аппарата, находившегося возле кровати.

– …И скажите в полиции, – закончил он, – скажите, что англичанин с Ямайки, оглушенный взрывом, – это моя забота. Он не ранен, и его не должны трогать. Через полчаса я все разъясню инспекторам. Пусть сообщат прессе, что это, очевидно, были разборки между двумя болгарскими коммунистами. Один бросил в другого бомбу. О третьем болгарине, который, должно быть, ошивается где-то рядом, сообщать не надо, но взять его необходимо любой ценой. Он, вне всякого сомнения, отправится в Париж. Необходимо блокировать дороги. Понятно? Alors, bonne chance[27].

Матис повернулся к Бонду и дослушал рассказ друга до конца.

– Merde![28] Однако ты везунчик, – заметил он, когда Бонд замолчал. – Ясно, что бомба предназначалась для тебя. Должно быть, что-то сработало не так. Они хотели кинуть ее и укрыться за деревом. А получилось иначе. Ладно, черт с ними. Подробности выясним после. – Он сделал паузу. – Впрочем, любопытно вышло. Похоже, за тебя взялись всерьез. – Вид у Матиса был обиженный. – Но как эти sacré[29] болгары собирались уходить? И для чего им понадобились такие яркие фотоаппараты? Надо постараться отыскать какие-нибудь фрагменты красного футляра.

Матис принялся грызть ногти. Он разволновался не на шутку; глаза у него сверкали. Дело, в которое он сам был непосредственно вовлечен, принимало опасный и драматический оборот. Отныне задача Матиса не ограничивалась лишь тем, чтобы стеречь пиджак Бонда, пока сам агент будет сражаться с Ле Шифром за карточным столом. Связной вскочил на ноги.

– А теперь выпей, чего-нибудь перехвати и отдохни, – велел он Бонду. – Что до меня, я должен быстренько вникнуть в это дело, пока полицейские не затопчут все следы своими огромными черными башмаками.

Матис выключил радио, после чего громко и вежливо распрощался. Хлопнула дверь, и в номере воцарилась тишина. Бонд какое-то время сидел у окна, радуясь, что чудом остался жив.

Позднее, когда он допивал первую порцию чистого виски со льдом и созерцал только что доставленные официантом в номер паштет из гусиной печени и холодного омара, зазвонил телефон.

– Это мадемуазель Линд. – Голос был тихим и встревоженным. – Как вы?

– Ничего.

– Я рада. Берегите себя. – И она повесила трубку.

Бонд стряхнул с себя оцепенение, взялся за нож и придвинул к себе самый толстый ломтик горячего тоста.

Внезапно он вспомнил: в стане противников двое мертвы, а на его стороне на одного союзника стало больше. Начало хорошее.

Он опустил нож в стакан с кипятком, стоявший возле горшочка из страсбургского фарфора, и напомнил себе, что за этот обед надо будет выдать официанту двойные чаевые.

[30]

Чтобы привести себя в отличную форму к началу игры, которая могла продолжиться до утра, необходимо было как следует отдохнуть и зарядиться бодростью. На три часа дня Бонд заказал массаж. Расправившись с остатками ланча, он устроился у окна и любовался морем, пока не раздался стук в дверь. Это пришел массажист, представившийся шведом.