Но вскоре провожатый свернул, и мы ворвались в паутинную чащу желтых, красных, зеленых и синих труб, где многоярусной сетью вплотную от нас кочевало сырье по лентам. «Если бы меня попросили пройти вдоль какой-нибудь трубы, то я бы ее непременно потерял», – не сомневался я, задирая голову, стараясь заметить кусочек ночного неба. Но видел только, как вырывалось из клапанов и окон печей пламя, а разделенные какими-то четырьмя метрами рабочие пытались докричаться друг до друга; как тягостно на каждом шагу в собственных производственных нечистотах рокотали машины. Я с трудом вдыхал сдавливающий легкие запах масел и земли.

Через минут пять мы выбрались к двухэтажному зданию, на двери которой висела табличка: «Операторская №11».

– На ваши вопросы ответит управляющий смены, – пробормотал охранник, – Гарри Ворман.

Мы зашли внутрь, но ощущения оставались практически такими же, как и снаружи: противно и прохладно. Проводник доложил одному из тех, кто был в комнате, о нашем прибытии. Тогда двое в серых комбинезонах и куртках с синими полосами лениво повернули голову и, не удовлетворив свой интерес, вернулись к огромным мониторам, где в желто-красно-зеленых тонах мигали схемы работы комплекса, элементы управления и данные по давлению, температуре и еще нескольких неизвестных мне величин в различных точках. «Думаю, они безмерно рады, что могут контролировать процесс, лишь сидя в кресле да щелкая мышью». Третий же вложил в шкаф у стены толстую папку, дал указание операторам и, опершись задом о свободную часть стола, занятую сложенных стопкой касок, пригласил нас.

– Детективы, чем обязан?

– Алан Соден. Сегодня обнаружили мертвым одного из ваших сотрудников, – ответил я, предъявляя запечатанную в пластиковом пакете для вещдоков чип-карту покойного, – Мориса Неймуна.

Лицо Вормана не отражало ни удивления, ни сожаления, ни облегчения – никаких эмоций. Он провел рукой по коротким темным волосам, взял планшет и, поворошив листы, вычеркнул нужное имя.

– Да, он числится… Прошу прощения, числился в моей бригаде уже третий год.

– Опишите его.

– Тихий, исполнительный. Даже слишком, – потер он гладко выбритый подбородок. – Пока остальные парни наслаждаются обедам, он перекусывает одним лишь яблоком и продолжает работу.

– Какие у него были обязанности?

– В обязанности Мориса входила ежедневная проверка, настройка и ремонт измерительного оборудования.

– Если он каждый день был при деле, – в который раз уже на котором деле цеплялся я за слова, – то, как вы объясните, что он ориентировочно в полдень оказался на другом конце района?

– Видите ли, он четко выполнял изо дня в день свою монотонную тупую работу и в какой-то момент стал забываться, работать точно автомат. Можно понять. Тогда психиатр посоветовал ему сменить деятельность. – Начальник смены на пару секунд сделал паузу. – Но он не хотел увольняться, так как даже такая работа была стабильной. А на предприятии в то время как раз началась «благотворительность».

– Что вы имеете в виду? – несколько опустив голову и потирая напряженную шею, спросил я.

– Находишь себе работенку на районе: уборку улиц или еще чего – пишешь директору заявление, и тебе платит уже не сводящий концы с концами работодатель, а завод.

– Что за бред?

– Бред – убивать свой народ, – выпрямился Ворман, приподняв подбородок. Только тогда я осознал, насколько он по сравнению со мной крепок и широк в плечах. – Знаете, пока ждешь автобуса, даже места на скамейке себе среди обездоленных не найти. Уверен, хозяин помогает таким людям, только чтобы набить себе цену.

– Меньше чем через неделю выборы, – тут же вспомнил я.