Как жаль порой, мой свет, что редко мы летаем.
Всё больше как-то ходим тропою нужных дел.
А мир вокруг таков, каким его мы знаем,
И каждый видит то, что выбрал в свой удел.
Так сделаем же шаг с разбега в пропасть неба,
В единственную пропасть, которой дна и нет.
Мы, падая, парим, и пыль земная в небыль
Уходит от сближенья двух душ, как двух планет.
Двух ласковых миров, в которых, как и прежде,
Горят неугасимо два огонька в глуби,
Спокойными равнинами лежат моря надежды,
И веры чистый камень поёт всё о любви.
Мелодия та с нами, да и пребудет вечно,
По жизни продираясь сквозь матерную брань,
Услышим её мы, когда в сближеньи тесном
Нас время снова примет в назначенную дань.
Так будут дни легки и вечера уютны,
И будет ночь и пища, которою объелись
Насытные глаза, что в свете обоюдном
Горят – и в них читаемы: мене, текель, прелесть.
«Кирпичам в стене напротив исполнилось двести лет…»
Кирпичам в стене напротив исполнилось двести лет,
Не знали тогда – родится ль мой умерший в прошлом дед.
Хайям был поэт и философ, он знал про закон перемен.
Глиною станем, сказал он – и ушёл на создание стен.
Стена за волнами – берег, Ясон же хитрей врагов:
Поныне с волной набегают брызги с его «Арго».
Вода хранит былое, жидкий винчестерный блин.
Снежинка – твёрдая копия вечных хранителей нимб.
Пурга заметает стены, стирает следы людей —
Исследование магазинов есть поиск грядущих дней.
Шопинг моих желаний в блеске твоих очей.
Менеджмент мирозданий, оставленных без ключей…
А где-то глубинный космос пронзает солнечный свет
Времён, когда решалось – строить Землю иль нет.
«Пушистый, белый, чистый…»
Пушистый, белый, чистый
Твой мир с изнанки туч.
Там солнечный, лучистый
Свет ласково могуч.
Там ярок мир небесный,
И горы, словно пух —
От красоты нездешней
Захватывает дух…
Пушистый, белый, чистый
На грязь земных дорог,
Оттуда снег искристый
Приходит в Новый Год?
И даже серым снегом
Через порожек лет
Ступая, верь, что с неба
Придёт, чего здесь нет.
«За счастье отражаться в зеркалах…»
За счастье отражаться в зеркалах
Задумчивой загадочной планеты
Мы платим восприятием во снах
Изнанки существующего света.
Мы платим ощущеньем наяву
Провалов маски мирозданья,
Ужасным риском осознанья
Путей, открытых лишь Ему.
Удастся ль нам уйти людьми,
Познав реальность без личин,
Не по былой земле любви,
А по поверхности причин.
Что нам тогда слиянье тел,
В ночи раздетых догола,
Весна и утро, и капель,
И отраженье в зеркалах.
«У цивилизации есть привкус консерванта…»
У цивилизации есть привкус консерванта,
Того, что добавляют для храненья
Напитков в магазине, ценных связей,
Удачных сделок, перспективы дела —
Всего, что волей ушлых коммерсантов
Вошло в рецепт успеха и признания,
Но оседает в каждом изнутри,
Как плата за комфорт души и тела.
Придворный этикет – лишь способ выживания
В среде с ценой ошибок выше вышки,
Неприменимый для нормальной жизни…
В консервах чувства, что ни говори,
Не сохранить ни остроты желания,
Ни нежных взглядов. Ласки узнаванья
Не носят на себе наклейки бренда —
Мы в отношении этом дикари.
Цель айсберга не тропик, а экватор.
И сколько бы ни было во льдине консерванта,
Гора вплывает в жаркие объятья
И тает, тает… Новая весна
Цивилизованность заменит нагловатым
Безудержным гормоном, из-за леса
Прискачут принцы поцелуем страсти
Красавиц расколдовывать от сна.
«Вот женщина, она мила…»
Её глаза в иные дни обращены…
Б. Окуджава
Вот женщина, она мила,
Добра, красива, весела,
В немой восторг моей души облачена.
Лишь редко милые черты
В тенях житейской суеты
Вдруг явят складки изумлённого чела.
Что видно ей со склона дней
В минуты тяжести путей
Подъёма девочки на женские вершины?