– Проходи…

Он бочком протиснулся мимо меня, смущаясь как красна девица, что при его-то данных было весьма и весьма удивительно.

Когда мы вошли в комнату, то застали Валентину в странной позе. Она стояла посредине комнаты с колотушкой для раскатывания теста в руках. Интересно, кого она ожидала увидеть? Судя по ее приготовлениям, какого-то супостата, не иначе, но уж точно не того, кого увидела. Узрев Егора, она несколько подрастеряла свой пыл и быстро спрятала колотушку за спину и как-то жалобно проблеяла:

– Здрасьте…

Он поздоровался в ответ, но взгляд был каким-то удивленно-растерянным. Скорее всего, подумал, что мы на пару с подругой тут того… этого… В общем, ничего хорошего точно не подумал. Я, на правах хозяйки, предложила гостю присесть, на что он опять быстро затараторил:

– Я на минуточку… Хотел только попросить у тебя ту фотографию, которую ты Петровичу показывала. Я завтра в город рано утром уезжаю, хотел отдать ее в ателье, чтобы пересняли. У меня нет такой фотографии мамы, и я хотел бы ее иметь. – Я собралась ему ответить, но он не дал мне такой возможности, быстро проговорив: – Не волнуйся, я вернусь через несколько дней и верну тебе фото в полной целости и сохранности.

Произнес он последнюю фразу так, что было не совсем понятно, по какому поводу я должна «не волноваться», то ли из-за его отъезда, то ли из-за фотографии. Молча, не говоря ни слова, я отправилась в свою комнату и вынесла фото. Протянула ему кусочек пожелтевшего картона и почему-то проговорила:

– Понимаю тебя. Я бы тоже…, – запнулась на полуслове. Егор смотрел на меня пристально, ожидая продолжения фразы. А у меня слова словно застряли в горле, и я с трудом выдавила. – Я бы тоже хотела иметь фото своих родителей, которого у меня раньше не было.

Он молча кивнул головой и уже совсем собрался уходить, как я попросила:

– Отпусти, пожалуйста, дядю Славу завтра на обед ко мне. Деду три дня, а он даже на похороны не сумел прийти, все вашу усадьбу караулил. Егор в дверях притормозил, брови у него слегка вздернулись, и он ответил: – Так Петрович у меня сегодня отпросился на завтрашний день. Сказал, у него какие-то дела. Наверное, поэтому и отпросился. – И, не прощаясь, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. На протяжении всего непродолжительного визита Валька сидела и молчала, словно в рот воды набрала. А как только за Егором закрылась дверь, она шумно выдохнула, достала из-за спины скалку, которую прятала все это время, грохнула ее об стол и почти простонала: – Ну… Что я говорила? Мы с ней начали спорить. Она старалась мне доказать, что Егор «положил на меня глаз», а я пыталась ей объяснить, что это несусветная глупость. В конце концов, я схватила скалку и, похлопывая ею по руке, проговорила: – Так… На дворе уже ночь, пора спать. Если ты намерена и дальше продолжать этот дурацкий спор, то можешь продолжить его с Васькой. А я пошла спать. Завтра предстоит хлопотный день. И еще… если ты останешься ночевать, то спать будешь в другой комнате. В прошлый раз ты храпела и не давала мне уснуть. Не знаю, что оказало на нее большее влияние, моя пламенная речь или скалка в руке, но Валька обиженно надула губы и проворчала: – И ничего я не храпела… – После чего послушно поплелась в другую комнату. Некоторое время оттуда еще доносилось ее ворчание, но вскоре все затихло. На обед пришло несколько старушек-соседок, а вот дядя Слава не пришел. Не знаю почему, но это меня очень беспокоило. После обеда мы с Валькой вдвоем отправились на кладбище, и подруга заметила: – Слушай, а дядя Слава-то так и не явился. Интересно, из-за каких таких дел он отпросился с работы, а на поминки так и не пришел? Я пожала плечами: – Ну, мало ли… Но беспокойство одолевало меня все сильнее и сильнее, хотя я, как могла, старалась это скрыть. Вечером мое состояние достигло апогея. Хотя, с чего бы это вдруг? Ну, ушел дядя Слава по делам. Мало ли какие у человека могут быть дела… А голос внутри меня ехидненько так проскрипел: «Ага… Огород пошел копать, который отродясь не выращивал…» Как назло, Валентину вызвали на работу. Какая-то старушка приболела, и ей потребовалось вмешательство медицины в лице нашей Валентины. Это я к тому, что поделиться мне своим беспокойством было не с кем. Васька, само собой, был не в счет. В общем, не выдержав, я решила вечером отправиться домой к дяде Славе. Еще издали я увидела большой замок на двери его дома, и кошки на душе заскребли всеми когтями, на всех четырех лапах одновременно. Но на всякий случай я подошла к калитке и покричала: – Дядя Слава, ты дома? Зачем звала, я и сама не знаю, и так было видно, что дома никого нет. Но у меня теплилась слабая надежда, что вдруг он где-нибудь в сарае чем-нибудь там занимается? А мысленно сама себе ответила: «Ага… На ночь глядя в сарае чем-нибудь занимается, да еще и Жучке лапы связал и пасть заткнул, чтобы не бегала и не гавкала!» Чья-то рука легла мне на плечо, и я от неожиданности подпрыгнула на месте. Так увлеклась своими переживаниями, что не услышала, как ко мне подошла Валентина. Подруга смотрела на меня с некоторым испугом: – Ты чего тут… орешь на всю деревню? Не видишь, замок висит? Он, поди, уже на свой «пост» вернулся и сейчас чаи распивает. А ты тут мечешься… Слегка отдышавшись от пережитого испуга, я сквозь зубы выругалась: – Валька…! Чтоб тебя…!!! Так и до инфаркта довести можно! Чего подкрадываешься, словно тать в ночи? Подруга виновато хлопнула на меня ресницами и стала оправдываться: – Да ничего я не подкрадываюсь. Вот, собралась к тебе идти, а тут гляжу, ты сама пришла, стоишь и орешь. Я и решила полюбопытствовать, какой на тебя стих напал. А пугать я и вовсе не хотела… Я прервала ее излияния. – Ладно, поняла я… – Задумавшись на несколько мгновений, я решительно проговорила: – Мы должны пойти сейчас в усадьбу и проверить, вернулся ли дядя Слава. Валентина уставилась на меня, будто я сказала какую-то глупость. – Ты серьезно?! Я кивнула головой. – Серьезней некуда. Не нравится мне все это. Куда, по-твоему, мог деться старик, у которого ни кола, ни двора, ни ребенка, ни котенка? – Потом я покосилась на дом дяди Славы и поправилась. – Я хотела сказать, что кроме собачки Жучки у него никого нет. И какие у него могут быть еще дела, если он не пришел на поминки, да и, судя по всему, и домой тоже? Так что, нужно идти… – И, развернувшись, я решительно зашагала в сторону усадьбы. Валентина, постояв в нерешительности несколько секунд, рванула за мной и схватила меня за руку. – Постой!!! Давай я хоть фонарь захвачу. Скоро уже ночь непроглядная наступит. Мы с тобой в темноте лбы расшибем…! Предложение подруги было не лишено здравого смысла. Я остановилась. – Дуй за фонарем! Я тебя здесь подожду… Валька метнулась к своему двору, а я осталась ждать ее на месте, по-прежнему пытаясь придумать повод, почему дядя Слава не пришел сегодня к деду на поминки. Ничего хорошего не придумывалось. Ну не видела я никакого такого благовидного предлога, почему он не появился ни у меня дома, ни на кладбище! На душе сделалось совсем неуютно. Что же такого могло с ним приключиться, черт побери?! Пока я так размышляла, появилась Валентина. В руках был старенький фонарь, и вид у нее был весьма решительный. Чуть отдышавшись от быстрого бега, она, как солдат перед боевым заданием, четко проговорила: – Ну, я готова, пошли… И бодро зашагала впереди меня. Такая смелость меня несколько озадачила, но я поспешила за подругой, а то она сейчас там ворота сметет с такой-то решимостью. А кому восстанавливать? Вот, то-то же и оно. Усадьба нас встретила темными окнами и закрытыми воротами. Это несколько нас насторожило. Почему-то шепотом Валька спросила: – А куда все строители подевались? Ответа на этот вопрос я не знала и просто пожала плечами. Но потом сообразила, что моего жеста Валентина видеть не могла по причине: во-первых, кромешной темноты, а во-вторых, потому что я стояла несколько позади нее. Поэтому проговорила: – Понятия не имею. Может, вместе с Егором опять в город уехали за какими-нибудь материалами. Поглазев еще несколько минут на закрытые ворота, мы пошли вдоль забора к месту, где была щель «для своих». Благополучно ее миновав, мы осторожно, словно индейцы в дозоре, стали пробираться ко входу в дворницкую. Света там тоже не было. – Может, дядя Слава лег уже спать? – Прошептала подруга, озираясь по сторонам, словно опасаясь, что нас может кто-нибудь подслушать. – Ага… Сейчас… В такую-то рань… Еще только десять часов. Но, в любом случае, лучше убедиться. Если и разбудим, думаю, ничего страшного не произойдет. Ну подумаешь, поворчит маленько. Делов-то! Но думаю, в дворницкой никого нет. Иначе, Жучка давно уже хоть разок, да тявкнула бы… Мы подошли к дверям, и Валентина постучала. Сначала тихонько так, я бы сказала, даже деликатно. Не дождавшись никакого отклика, потеряв всю деликатность, она повернулась спиной к дверям и стала тарабанить ногой. Я еле ее урезонила. – Да перестань ты!! Пол округа бы уже разбудила, если бы она спала, эта самая округа! Нет там никого! И так понятно… Валька озадаченно посмотрела на двери и проговорила страшным голосом: – А вдруг там дяде Славе с сердцем плохо стало, а помочь некому? Я тяжело вздохнула: – Об инфарктах у собак я ничего не слышала. А ты? – Чего? – В недоумении протянула она. – При чем здесь собаки?! Я тебе про дядю Славу толкую, а она мне про собак! Я слегка разозлилась и в тон ей ответила: – Да, того!! Дяде Славе с сердцем стало плохо, а Жучка тогда где? Тоже с приступом рядом лежит? – До Валентины, наконец, дошло. – Точно… Я про Жучку забыла как-то… Мы еще постояли несколько минут безо всякого толка, разглядывая дверь. Валька шмыгнула носом. – Ну, и чего теперь делать? Где его искать-то? Я напряженно думала, пытаясь сообразить, куда бежать. К нашему участковому? Так он над нами просто посмеется. И тут мне в голову пришла идея. – Вот что… Давай обратно в деревню. Ты позвонишь сейчас Кольке. По крайней мере, он может посоветовать, что нам теперь делать. Валька попыталась прикинуться дурочкой: – Это какому такому Кольке? Я тихонько рыкнула на нее: – Какому, какому… Кирьянову, конечно! И не вздумай юлить и прикидываться дурочкой. Видишь, какая у нас тут ситуация складывается. А ты сама знаешь, дядя Слава одинокий, о нем и побеспокоиться-то некому, кроме Жучки да нас. Жучка в данной обстановке – не в счет… Говоря это, я еще тогда не знала, в какой «счет» окажется Жучка. Можно сказать, в самый главный «счет».