В то же время, как следует из воспоминаний полковника Ф. И. Елисеева, воевавшего вместе с кубанцами на Кавказском фронте, «Большинство казаков, в особенности урядники, революцию восприняли отрицательно и не выходили на митинги, чтобы „не потерять своё лицо“. Казаки вообще не любили солдат, а „красный флаг“ для них был одно оскорбление, связанный только с шахтёрами, с солдатами и вообще с „мужиками“. Должен подчеркнуть, что ни один казак нашего полка за все месяцы революции не одел на себя „красный бант“, считая это позором для казачьего достоинства».

Но, в отличие от ситуации на Кавказском фронте, на Германском фронте спустя некоторое время замешательство многих казаков-фронтовиков сменилось интересом. Позже в этих казачьих частях наступило деловито-спокойное настроение. Казаки начали оценивать случившееся, рассуждать о настоящем, прикидывать будущее. И общий вывод был таким: «Казакам хуже не будет».

* * *

Резюмируем. Февральскую революцию казачество приняло в надежде, что она освободит его от многих сословных пут и пережитков. Оно надеялось, что в рамках буржуазного строя ему удастся путём реформ (восстановление Войсковых Кругов и Рады, выборность войсковых атаманов и правительств из казаков, широкое местное самоуправление с правом законодательного решения земельного вопроса в своих краях) не только сохранить, но и приумножить свои гражданские права. После Февральской революции 1917 года казаки, как этническая общность, имели реальный шанс на развитие своей автономии (или ряда автономий) в рамках единого демократического федеративного Российского государства.

Национальное казачье движение приняло форму организованной политической деятельности, основанной на убеждённости в своём праве не только на самостоятельное культурное развитие, но и на национально-территориальное самоопределение в рамках государства, объединяющего казаков европейской части России – Каза́кии.

С внезапно пришедшей революцией скрытые чаяния казаков на самостоятельное существование проявились со свежей остротой. В первую очередь казаки возродили свои старинные политические учреждения – Круги и Рады, восстановили традиционный институт выборных атаманов из своих соплеменников. По исторической традиции Народные Собрания стали называть Войсковыми Кругами, хотя по характеру всенародности они должны были бы носить имя Кругов Ва́ловых или, что то же самое, Всеобщих. Круги в этом случае ничем не отличались от всякого другого народного представительства.

В течение двух-трёх месяцев после отречения от престола Николая II и его брата Михаила казаки сумели возродиться как этнос, не потеряв ни своего национального характера, ни психологических предпосылок прежнего своего независимого государственного существования. Казаки могли бы развить свою духовную сферу жизни, и в том числе национальную литературу на своём языке, который, как указывали многие языковеды, имел гораздо больше прав на официальное оформление, чем язык украинский. Так, в казачьем языке сохранилось много тюркских свойств, много вкраплений тюркских слов и оборотов речи, из которых самым значительным надо признать отсутствие форм среднего рода. Не напрасно казачий язык некоторые считали славяно-татарским или, что более точно, славяно-тюркским.

Много оставалось казаков, которые жили воспоминаниями о старом величии казачества и его вольностях. Их думы, их желания исполнились в феврале 1917 года – так они говорили, собравшись на войсковой Круг весной 1917 года. Они думали, что начинается жизнь новая, что они будут жить по своему казачьему укладу, независимо от диктата Москвы, без всякой московской указки высказывать свои желания и проявлять свою волю. Все радовались, что, наконец-то, Казачий Народ теперь вновь станет жить «по-своему», «по-старому», «по-казачьи», и в этом они видели свою спайку и силу.