– Когда мы едем?

–Да время еще есть. Поезд в восемь вечера, прощайтесь, собирайтесь в дорогу – на Кавказ поедем. А на меня не серчайте – я тоже человек подневольный. Слышал, что Матвеев сильно хлопотал о том, чтобы вас в армию забрали.

Офицера посадили за стол, принесли еды, накормили солдат, что с ним приехали. Алена с Богданом закрылись в комнате и долго говорили. Родители наши накрыли один большой стол, позвали родных, соседей. Проводы отметили как надо.

Уже во второй половине дня собрались уходить на вокзал. Проходя мимо барского дома, Богдан спросил: – Ваше благородие, позволь с барином проститься.

–Ну, давай, прощайся, – разрешил офицер.

Матвеев вышел из дома и с ехидной улыбкой посмотрел на новобранцев. Мы направились к нему. Поравнявшись, Богдан, смотря в упор в противное лицо, сказал:

–Слушай, скотина, если ты или твой выродок хотя бы посмотрите в сторону моей жены, я приду и убью вас обоих.

От таких слов барин побагровел от злости и, повернувшись к своим холуям, заорал так, что услышали не только они, но и весь двор:

–Высечь его.

Офицер подошел ближе, сказал:

–Это уже не ваш человек. Это – собственность российской армии. Потом высечешь. А пока мы его стрелять научим, башки козлам рубать, и вот потом высечешь, если сможешь.

–Офицер, вы угрожаете мне ? – растерянно спросил барин.

–Помилуйте, барин, я говорю про козлов, надеюсь, вы не один из них. А впредь запомни: мы своих солдат в обиду не даем. Ну, мы пошли, а ты думай здесь и не забывай того, что я тебе сказал.

Друзей провожала вся деревня до самых ее окраин. Отец Богдана шел рядом, давал наставления:

– Сынок, ты за жену не переживай, мы ее в обиду не дадим. Думается мне, что припугнул ты его хорошо. По нем видно было, что боится, иначе не держал бы такую охрану. Ну, а что служить тебе, значит судьба твоя такая. Родину, сынок, тоже надо защищать! Ведь сколько врагов на нас нападало, французов вон только побили. А народу сколько полегло?! Ты только с головой воюй, вон, дядька твой, всю войну прошел – крест имеет. До Парижа дошел, прослужил двадцать пять лет и не одной царапины. Вот так и ты: где надо – полежи, а где надо – первым в бой иди. Знай: трусов у нас в роду не было, и ты не опозорь наш род.

Алена, взявшись за руку мужа, шла молча, слезы лились по щекам. Она и не пыталась их вытирать. Богдан шел рядом, не находя слов утешения, только сильнее прижимал её к себе. Слушая отца, он все думал: "Как Алена будет одна двадцать пять лет? Приду домой – мне будет сорок пять. Да Матвеев тут еще, все – таки здорово я его припугнул, видно было по глазам, что он испугался. А как офицер ему хорошо сказал про козла. Надо при случае его поблагодарить".

–Вот и последний дом, давайте прощаться,– остановился я и обнял отца с матерью.

Все стали обнимать нас и плакать, особенно наши мамы да Аленка. Я тогда еще подумал, придется ли свидеться, ведь срок-то очень большой. Женщин успокоил дядя:

–Ну, что вы плачете? Негоже так, чай войны сейчас нет, хорошо будут служить, глядишь – к зиме в отпуск придут.

Это всех утешило, родные успокоились и начали расходиться, договариваясь о письмах. Богдан отвел в сторонку соседа по кличке Ученый, который и правда был ученым – читать умел. Он и нас с Богданом научил всем наукам, какие знал.

–Дядь Наум, ты, если что тут, отпиши?

–Хорошо, Богданушка, не тревожься, сделаю все чередом, ты вернись только живой и здоровый.

Учёный и Богдан крепко обнялись. Мы вышли на дорогу, а все наши односельчане стояли на холме и махали платками, пока мы не скрылись. На душе стало очень тоскливо. Я взглянул на друга – в его глазах стояли слёзы.