–Барин, поздравьте их, да идите с миром, – говорю ему.

Но он не унимается, ему непременно хотелось поцеловать невесту. Ссору уладил старший Матвеев. Подошел к сыну, стоявшему рядом с Богданом, и говорит:

–Погодь, негоже молодым праздник портить. Пойдешь ко мне работать? – и смотрит так противно в глаза Богдана.

–Нет, не пойду! – резко ответил Кузьмин.

–А что так?

–А не с руки мне, да и в городе у меня работа есть, – не отступался мой друг.

Богдан смотрел ему прямо в глаза, а барин привык, когда перед ним голову преклоняют, и от этого становился ещё злее.

Отец Алены налил стопку водки и сказал, протягивая барину:

–Барин, поздравьте молодых! Радость – то какая у нас.

–Завтра утром придете ко мне, решу, что с вами делать, – не унимался Матвеев.

Сквозь толпу барин шел быстро, его свита расталкивала людей. Надо сказать, что без охраны он не ходил даже в уборную. Видно, боялся гнева людского. В свите у него числилось человек пятнадцать настоящих головорезов, все «не наши», местных он не брал. Люди говорили, что он их от тюрьмы откупал, и они за это были преданы, как собаки хозяину.

Бывало, что кто возразит барину или поругается, пропадал человек и все. Поэтому и боялись его люди, а он за малейшие провинности наказывал, как хотел – публичные избиения были в порядке вещей. Даже кто плохо поклонился ему, сразу наказывали плетьми. Любую девку из деревни брал, приводил к себе в покои и делал, что вздумается. Вот мы и боялись в тот день, что может погубить семью молодую. Да и Богдан не смолчит, если Аленку кто обидит. Я предложил ночью уехать из деревни, но все же решили утром идти к Матвееву. « Будь что будет,– сказал я, – как хотите, но я пойду с вами». На том и порешили.

Брачная ночь молодым была, конечно, испорчена. Я остался около их дома, на лавке. Огляделся кругом: торжественно и царственно стояла ночь; сырую свежесть позднего вечера сменила полуночная сухая теплынь, еще много времени оставалось до первых шорохов и шелестов утра, до первых росинок зари. Луны не было на небе: она в ту пору поздно всходила. Я всё думал о прошедшем дне и не мог уснуть. Петухи пропели рано, но я не спал, все лежал и думал: «Как земля такую мразь носит, и сколько еще таких людей на земле живет. И почему хорошие люди все бедные, почему с богатством становятся злее? Может, злой рок над Россией висит? Почему, кто работает, ничего не имеет? И так было и при моем деде, и до него, наверное, будет и после меня, и над моими детьми будет издеваться этот сынок барский. Нет, лучше я умру сегодня с другом героем, чем пресмыкаться всю жизнь.»

Домой я ночевать не ходил, так у дверей молодых и провел ночь. За этими думами меня и застал Богдан, выйдя из комнаты усталый, но счастливый:

–Ну как, дружа, ночка?– спросил я.

–Да… ничего, – ответил он и стыдливо спрятал глаза. – Ты-то как здесь на лавке спал? Я думал, ты домой пойдешь.

–Да у тебя лавка, как у меня дома печь, вот только кровать у тебя скрипела, спать не давала. Как там Аленка? Живая?

Вдруг дверь открылась и на пороге появилась Алена. По ее виду было понятно, что весь разговор она слышала. Богдан по – детски обнял меня, и мы побежали на речку.

Река Зуша текла за деревней. Мы купались, как в детстве, резвились и брызгались, хотя вода по-весеннему ещё холодна. Вдруг Богдан резко остановился и строго сказал:

–Ты со мной сегодня не пойдешь! Понял?

–Нет.

–Понимаешь, я не смогу смолчать, если они Аленку тронут. А если я их трону – они меня в живых не оставят. Сам знаешь: я не хочу, чтобы с тобой тоже …

Я прервал его на полуслове:

–Подожди, ты хочешь, чтобы я остался жив.