Женскую беседу обычно устраивали жалмерки – женщины, чьи мужья были на службе, или вдовы. Их «беседы» проходили при закрытых дверях и не поощрялись. Проходили они наподобие мужских, чаще всего приурочиваясь к какой-нибудь дате – именинам или дням поминовения, к святкам или иному празднику.

И если женские беседы вдов не одобрялись, но не преследовались, то пребывание на них девушки или замужней женщины, ушедшей из дома «скоротать вечерок без мужа аль бо родителев» строго осуждалось. Жена, бывала, наказуема мужем, за незамужнюю девушку, кроме нее, «таска» ждала ее мать, крестную, старших сестер и теток и всех , «кто ведал, да потакал!»

Праздников было много. Праздники – обязательная часть быта. Все праздновались по-разному, включая разные обязательные кушанья. Каждый праздник строился по особому ритуалу, который требует специального описания, так как в нем ярко отражались взгляды и характер казаков. Но общая обязательная черта всех праздников и «гостеваний» – они никогда не отмечались в одиночку, но обязательно в кругу родни и сослуживцев-однополчан. Очень редкие праздники отмечались отдельно юношами и девушками (девичники, посиделки и т. д.).

Общим правилом оставалось, что семейные люди поодиночке, даже к близкой родне, в гости не ходили, хотя там, в гостях, друг с другом почти не общались: женщины сидели и разговаривали с женщинами, а мужчины – с мужчинами.

Казаки очень серьезно относились к собственному достоинству и боялись оскорбить достоинство других. Этим и обусловливалось, например, то, что мужчины и женщины за столом сидели отдельно и ровесники не против друг друга.. Чтобы подвыпившие казаки не «глазели на чужих жен» и не рождали ревность в своих односумах, с которыми им, может быть, завтра предстояло рядом умирать. Люди военные, привычные к бою, казаки и сегодня горячи и скоры на руку… Потому прежде и даже на войне, при всех встречах за столом положено было снимать личное оружие и оставлять его в прихожей под присмотром часового. Это относилось даже к заседаниям казачьих штабов или обедам офицеров.

«Проснется день души моей» рассказ

Древний, треснувший от молнии, прогнивший внутри, корявый и кряжистый, стоял перед нашими окнами тополь. Старики, сидевшие на майдане, давно обсуждали: какую часть куреня он разнесет, когда повалится от старости. Корни тополя, как неряшливо разбросанные канаты, норовили влезть под фундамент, а на грядках глушили все, что сажала мать, жадно копаясь в земле в короткие дни отпуска.

– Эх, – вздыхала она, – срубить бы его. Все перекопать и насадить палисадник: для красоты подсолнухов, мальвы… помидоров бы грядочку…

– Да зачем помидоры : На базаре полтинник – ведро – бурчал я, понимая , что ни в помидорах дело , а в том инстинкте сеяния и взращивания ,который томит нас в городах ,заставлял зимой любоваться худосочным луком на подоконнике , а весной жадно вдыхать сквозь бензиновую гарь запах распускающихся листьев.

И вот я решился. В очередной свой приезд вытащил из погребицы пилу ,топор и накинулся на нелепое разросшееся старое дерево. Планы у меня были грандиозные: очистить палисадник и сад за домом , выкорчевать все старые яблони и заменить их новыми невиданных в станице сортов.

Нельзя сказать, чтобы прежде не держал я топора в руках . Рубил я и просеки , и даже6 строил дом в пору моих геологических странствий по Северу. Но одно дело сосна или даже лиственница и другое наш степной карагач. Через три часа топор слетел с топорища, я валился с ног, а зарубка на необъятном стволе была не более двух моих ладоней.

Старики перекочевали с майдана на скамеечку напротив нашего дома и молча наблюдали за моими подвигами и страданиями.