Погода – прелесть. Тепло и влажно. День, день, летний день. Зелень тополей, воробьи со товарищи, отдалённый гул большого города, сырые тропки срезают углы тротуаров.

Я согнул руки в локтях, сжал кулаки, весь напрягся – потянулся. Потом встряхнулся, глубоко вздохнул, с ахом выдохнул, достал сигареты, с пояса снял «зиппо» – щелчок, едва слышный шелест загоревшегося табака, глубокая затяжка. Первая часа за три. Ну да. Аэропорт, перелёт, при попутчицах не курил, автобус. Сейчас вот закурил. Выпустил облако, затянулся ещё. Крепкие. Курю крепкие. Какой смысл в лёгких? В лёгких сигаретах, имеется в виду. И в электронках всяких. Впрочем, ношу в рюкзаке одну на всякий случай: для поездов, аэропортов и прочих «заповедных» мест.

Выбираться. Мимо носковой торговки не охота, пошёл дальше. Снова сплошной частный сектор. А ведь в моём телефоне тоже есть навигатор! Ну-ка, навигатор, где мы? А вот мы. А вот и остановка.

Пока ждал автобус, написал квартиросдатчице. Мол, прибыл, через час буду на адресе. Ответила: хорошо, станция метро «Уралмаш», адрес – проспект Космонавтов, номер дома, номер подъезда, код, этаж, квартира – все данные.

В автобусе задумался: на кой чёрт попёрся сюда, с попутчицами этими. На кой чёрт вызвался помочь? Не помог ведь нифига. Помочь – это отговорить от затеи отдать бабки непонятно за что. Вернее, понятно. За надежду. Но, чёрт возьми… Тьфу, отпускной настрой никак не вернётся. Сбили, черти. Старуха эта с бездной в глазах, гопоколдырь, что рюкзак обругал за тяжесть. Наверное, подвизается при богадельне. Такой же убогий, только не врождённая хворь, а воспитанная и приобретённая. Даже не скрывает, что работа, за которую ему дают кров и, вероятно, какую-никакую пищу, ему в тягость.

Зачем? Да блин. Затем. Мы разговорились. Иногда я на удивление легко располагаю к себе людей. К слову, так же мгновенно некоторые испытывают ко мне неприязнь. Что срабатывает? Рожа? Взгляд? Голос? Хрен знает. Эти расположились – что взрослая, что маленькая. Иначе, чего бы так хохотала. Поделились бедой, потом ещё одной, про которую ещё не знают, что она беда, думают, приехали лечиться. А я и поплыл. Не допустить! Урезонить! Но ведь не урезонил. Даже не попытался. Наверное, потому что чувствовал, что бесполезно. Сейчас Асия не в том состоянии, чтобы включать голову. Материнский инстинкт, слепая надежда – все ручки вправо. Что тут сделаешь?

Станция метро «Ботаническая». Стандартная будочка входа. А внутри – сплошной футуризм и насекомолюбие. Или пчелолюбие, если хотите. На потолке – светящиеся соты, на колоннах – соты, название станции на противоположной от платформы стене – тоже соты. У них тут пасека была раньше, что ли?

Написал Ире. Стою, еду. Вой электромоторов по восходящей – набираем скорость. Вагоны – старые московские. Жетоны, к слову, тоже – старые московские. Привет из девяностых. Турникеты, полагающиеся к таким жетонам – из той же семейки. Может, они и тётушек, что дежурят у эскалаторов и жмут на красную кнопку, если твой кед застрянет в движущихся ступеньках, тоже из столицы привезли? Хотя вряд ли: тётушки свежие, а те, что в девяностые в столице эскалаторы отключали, поди на пенсии уже, если живы.

Пикнул телефон – Ира вышла на связь. Мол, недалеко от твоего адреса живу, устраивайся и приходи к стеле – два квартала ходу. Ок, говорю. Поднял голову. И ощутил, как говорят мои полузабытые одногруппники, что стали работать по специальности, когнитивный диссонанс. Первая мысль: «Какого хера я делаю в Москве». Через три секунды отпустило. Но треснуло сильно. Метро ведь тоже пахнет. Я не о человечьих испарениях. Скорее, это смесь запаха резины и сгорающей в электричестве стали. Наземные электрички пахнут похоже, но всё равно не так. Звуки поезда, ветер в форточку, разгон, покачивания, торможение… Понятно, что мозг перенёс флажок моей геолокации в Москву: в екатеринбургское метро я спустился третий, наверное, раз. В московское спускался тысячи. Поржал.