Я не хотел думать о том, что было у нее после меня… Я дал себе мужское слово, что не буду думать.

Я отпустил, потому что понимал, мать его, что иначе не получится… Иначе я не спасу ее, не вытащу из всего того дерьма, куда погрузился сам.

Да и она сама поняла, что не вытянет. Это была моя война, а она просто девочка… Хорошая девочка, которую я непроизвольно сделал плохой…

В той войне с отцом она единственная могла стать и стала бы неизбежной жертвой… Так называемым «сопутствующим ущербом».

Допустить этого я не мог. Кто я такой, чтобы лишать ее права на нормальную жизнь?

Но сейчас, смотря в глаза сумасшедше красивой женщины, чья привлекательность с годами стала только еще более видной, насыщенной, нестерпимо влекущей, я не могу чисто по-мужски снова и снова задаваться вопросом.

Как? Как она жила? Кто был в ее сердце? Кто был рядом?

Кто…

Думаю о том, что у нее были другие мужчины- и начинаю вживую гореть.

Остынь, Анзор.

Хватит.

Это не для тебя.

Поможешь девчонке, разрулишь проблемы- и пусть идет с миром.

Вы не созданы быть рядом.

Вас коротит- и в итоге от замыкания взорвется так, что заденет всех…

Да, это будет правильным решением.

Думать головой, а не другим местом.

И просто решать вопросы поэтапно, чтобы не натворить еще больше дел, как уже натворил с Мамдухом.

А еще не разрешать собою манипулировать, что мелкая чертовка умела делать всегда первоклассно. Это я сейчас уже начал понимать, смотря с высоты прожитого на наши отношения тогда, когда меня на ней заклинило.

И потому мне совершенно, мать его, непонятно, какого черта я сейчас делаю посредине ее квартиры. Как баран…

– Рыжик!– блядь, Анзор, какой же ты дебил подкаблучный,– слышь, котяра! Выходи!

Говорю с мурлом, словно бы он разумное существо- и сам про себя мрачно ржу…

Перед глазами на репите ее огромные испуганные глазища газели. Мелкая дрожь по бархатной коже, мысли о которой навязчивым репитом в голове с проклятого вечера, когда я всыпал ей по заслугам по жопе.

– Анзор… Я не могу лететь вот прям так… Мне… хотя бы вещи в квартире надо собрать…

– Рада,– раздраженно выдыхаю,– какие на фиг сейчас тряпки?! Купишь все, что нужно, в России! Не о том ты сейчас думаешь! Нам нужно лететь подальше от Мамдуха, пока он что не придумал похуже. Послушай меня, наконец, женщина!

– При чем тут вещи?! Разве я когда-то была материальна?! Ты оскорбляешь меня.

–Блядь…– закатываю глаза. Я с ума сойду с этой малохольной…

– Рыжик… надо забрать Рыжика…

Рыжик, блядь… Сука… Рыжик…

Она произносит имя наглого дворового кота, которого в свое время я подобрал для нее из-за ее сраных капризов, и у меня опять по сердцу автоматная очередь.

–Он жив?– сука, Анзор. Тюфяк и лох. О чем ты спрашиваешь вообще?!

– Да, Анзор, надеюсь, что жив…– ставит руки в бока. Чувствует мое замешательство и сразу занимает освободившееся пространство,– я уже почти сутки прохлаждаюсь тут, пока он там один!

Вдох- выдох. Вдох-выдох…

Приди в себя, Анзор. Приди, мать его, в себя…

– Хорошо,– отвечаю через зубы,– я привезу кота.

– И еще вещи в гардеробе на верхней полке! Просто небольшую коробку! Там… там самое… Короче, пожалуйста, просто возьми эту коробку и привези!

И вот, я стою с кошачьей переноской, вызволяя из угла ссыкливого засранца. И чувствую себя просо каким-то оладухом.

Сажусь на корточки. Утыкаюсь глазами в наглую морду…

– Иди сюда, мурло…

Протягиваю руку.

Котяра недоверчиво топает ко мне. А потом начинает нюхать, мурчит и моторит на всю квартиру.

Не выдерживаю и глажу по мягкой шерстке.

–Разъелся на харчах…– усмехаюсь, зачем-то чешу его за ухом,– морда… Давай-ка внутрь, а то твоя хозяйка выебет мне весь мозг…