Усадебка – одноэтажный дом и несколько служебных строений – стояла у небольшого овального озера. Полк как шел колонной по три, так и втянулся в ворота. За оградой лежали два мертвых тела с босыми ногами. Мадатов подъехал ближе, склонился с седла. Синий с желтым мундир, подкрашенный уже запекшейся кровью, и незнакомая кокарда на кивере – белая с красным.

– Странный француз перед нами, господин полковник. – Раскрасневшийся от хмеля и драки Бутович все еще держал обнаженную саблю, не мог расстаться с оружием. – Обидные слова кричит, причем, знаете, совершенно по-русски.

– Это не французы, не саксонцы и не австрийцы. Это – поляки. – Подъехавший Новицкий тоже внимательно оглядывал трупы. – Думаю, Северный легион. Нет, нет, скорей – Вислинский. Северный остался у саксонского короля. Хорошо они дрались, ротмистр?

– Славно стояли. – Бутович помрачнел и принялся вкладывать клинок в ножны. – Двоих у меня из седла выбили, одного насовсем, другого надолго. Да еще три лошади. Ну, мы тоже около десятка успокоили, когда они к лесу кинулись. Этих-то егеря достали. Ну, поехали, господа. Пора уже обустраиваться. Темнеть сейчас будет быстро.

У самых сеней Валериан спешился, бросил поводья вестовому, похлопал Проба по шее.

– Выведи, разотри и почисти.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – отозвался, улыбаясь, рябой Николаев. – Такого коня, да с превеликим нашим удовольствием. Тут же уже прибегал Петро от Фомы Ивановича, говорит, нашли и сена, и немного овса. Небогато, конечно, живут здесь люди, да и французы уже почистили. Ну, а что осталось…

– То мы заберем, – закончил Валериан повисшую в пепельном воздухе фразу и осторожно попробовал носком ненадежную ступеньку крыльца. Та чуть проскрипела, подвинулась, но устояла.

В прихожей в нос ударила струя зловонного воздуха справа, от двери в нýжное место. Валериан задержал дыхание, быстро прошагал по расшатавшемуся полу и толкнул дверь в жилые комнаты. Хозяева жили совсем бедно, об этом говорили и незашитые, необитые, закопченные бревенчатые стены; стволы, некогда мощные, теперь уже осыпались мелкой трухой.

Внутри уже было шумно, пахло потом и сыростью. Пробежал мимо гусар с охапкой полешек, а где-то уже и трещали дрова в невидимой пока печке. Офицеры разбирались по комнатам, снимали амуницию, намеревались ночевать в тепле и уюте. Последние четыре ночи проводили они у костров, не высыпались, мерзли и теперь хотели добрать упущенное и запастись наперед. Валериан подумал, что за крышу над головой он бы со своими людьми тоже бы дрался отчаянно.

– Не нагрянули бы сюда панове поляки где-нибудь к полночи, – загудел справа голос Ланского. – Распорядись, Анастасий Иванович, твоя нынче очередь.

– Пикеты выслал, часовые поставил. Но очень быстро бежали, вряд ли вернутся. – Приовский говорил в своей обычной манере, не слишком доверяя знанию чужого языка: коротко, не очень правильно и только по делу.

В самой большой комнате, служившей хозяевам, должно быть гостиной, расположились генерал, батальонные, несколько штаб-офицеров и ротмистр Новицкий как полковой адъютант.

– Подсаживайся, Мадатов. Сейчас выпьем, поговорим, тепла надышим. Не стой, проходи. Эскадронные у тебя хорошие, сами распорядятся.

Валериан отстегнул саблю, поставил к стене и сел, почти повалился на свободное место у самой спинки кровати. И только сейчас почувствовал, как занемело туловище после долгого дня в седле.

– Что, князь, и железо иногда устает? – прозвучал голос Новицкого от противоположной стены. Огарок свечи едва мог даже не разогнать, а слегка подсветить вечерний сумрак, и лица ротмистра Валериан не увидел, но по тону понял, что старый знакомый слегка улыбается.