Что-то дороговато получается. Тут призадумаешься. Не дешевле ли, не надежнее, не определеннее разовый абонемент? Почему разовый непорядочный, пошлый, отвергаемый нравами? Долгосрочный чем порядочнее, чем лучше?

Такая вот арифметика.

И только там эта арифметика не работает, там рушится – где любовь. Где любовь настоящая, чистая. Но как эту любовь найти, распознать? Какие звезды должны сойтись? Чтоб эта любовь проявилась, пришла. Тут только Божественная сила поможет!

Нельзя быть таким прагматиком. Это уровень мальчишеский. Такой опыт показывает, что душевного удовлетворения в этом нет. Это скорей вынужденная физическая необходимость. А с физической составляющей можно работать, мне это известно, как никому.

4

Вообще-то я отошел от темы, пора пойти дальше. С моим распорядком вырисовывалась такая картина: будни я находился в больнице, на выходные ездил домой, к маме. Так поступали многие, кроме тех, кому ездить было далековато или вовсе некуда. За неделю надоедало, и дома я отдыхал от больницы, а в больнице от дома.

Приезжая, я делился с мамой новостями и впечатлениями. Она (инженер и ветеран труда на пенсии) внимательно выслушав, давала советы. Поучала меня с позиции прожитой жизни и опыта. А я понимал – родители в таком возрасте, что большая часть их энергии в детях, через нас они не стоят на месте. И нельзя их ограничивать в этом из-за комплексов и зажимов. Все конфликты в семьях из-за непонимания между поколениями. Недаром говорят – старики, как дети.

Да, они требуют внимания. Так зачем их обходить вниманием? Детям мы дарим внимание, потому что это наше будущее, мы их любим.

А старики как отработанный материал что ли?

Я так не считаю, и подхожу к этому, извлекая немало пользы: «одна голова хорошо – две лучше», мама всегда даст совет или хотя бы направит, и потом, рассказывая, я проговариваю, учусь правильно выражать мысли. Делаю это так, как сам бы хотел слышать от своих детей. А дети, в свою очередь, воспитываются на примере.

Племянник болтает ножками под столом и внимательно перенимает манеры – как я разговариваю с мамой, его бабушкой. Потом и он не допускает небрежности, становится коммуникабельный с бабулей. Делится каждой эмоцией через небольшой запас речи, массу мимики и артикуляции.

Как-то я вернулся из дома после выходных. Володя сказал:

– В субботу Мариночка несколько раз заглядывала. Тебя спрашивала.

– Зачем? – удивился я.

– Замохов… Где Замохов? – попытался передразнить манеру её разговора Володя и засмеялся тому, как это у него получилось. – Не знаю, что она хотела?

Я был заинтригован и начал воображать: «Нашла повод, чтобы… померить температуру или давление. Почему я уехал домой?» – Думал я про себя с укором. – «А откуда я мог знать? Ладно, если она… это проявится, прочитаю по глазам, будет знак». Я подсчитал смены, день, когда она снова заступит, и ждал этого дня, как свидание. Но ловил себя на мысли, что не видел толком лица Марины, и этим интрига только усиливалась, я интуитивно чувствовал в ней сюрприз. Ух, Дженнифер Лопес!

Еще польза от поездок домой была в поддерживаемой чистоте и опрятности. В палате можно было побриться худо-бедно, а вот душ… на всю пятиэтажную больницу на втором этаже только почему-то, да и то, такой душ – туберкулез подмолаживать. Холодно и сквозняк из всех щелей. И кроме выходных, пришлось добавить поездки домой среди недели. Благо Нальчик небольшой городок и из одного конца в другой можно доехать на троллейбусе за полчаса.

Я приезжал домой после полудня, принимал душ и дожидался маму с работы. Она была вынуждена устроиться нянькой, чтоб как-то прокормить меня, что на одну пенсию не представлялось возможным, не считая всего прочего, и возвращалась к пяти – шести часам вечера.