Повзрослев, мальчишки начинали проказничать. Так, например, если они хотели посмеяться над кем-либо, то старались потихоньку привязать своей жертве сзади хвост, а затем бегали следом и дразнились[17], или же, чтобы намекнуть обидчику, что он сильно смахивает на осла, приставляли обе ладони к своим ушам и тихонько ими помахивали[18]. Иногда сорванцы приклеивали мелкую монету к камням мостовой и со смехом наблюдали, как прохожие пытаются её поднять[19].
В отличие от детей бедняков, которые проводили в начальных школах около пяти лет и образование которых на этом заканчивалось, дети из зажиточных семей, напротив, продолжали учиться дальше. В 12–13 лет они поступали в специальные грамматические школы, которые содержали люди более образованные, чем учителя начальных школ. Здесь подростки оттачивали свои знания латинского и греческого языков (например, учились правильно строить фразы), читали, разбирали и толковали поэтические и прозаические сочинения прославленных греческих и латинских писателей, учились анализировать особенности их языка и стиля, писали сочинения на заданные темы. Прежде всего изучали Гомера, а также, например, Гесиода, Еврипида, Менандра, Эзопа, Энния, Невия, Плавта, Пакувия, Теренция и, конечно же, Ливия Андроника, переведшего на латинский язык знаменитую «Одиссею».
В 15–16 лет мальчики достигали совершеннолетия и надевали белую мужскую тогу, являвшуюся символом полноправного римского гражданина. В назначенный день они снимали с себя защитный амулет (буллу), подаренный в младенчестве, и вешали его в качестве жертвы около изображения ларов – божеств, охраняющих дом. Затем юноши вместе с родителями отправлялись в ближайший храм, чтобы принести благодарственные жертвы богам.
Последней ступенью образования молодых римских граждан являлась школа ритора. Здесь примерно с шестнадцатилетнего возраста они обучались ораторскому искусству и готовились к политической или судебной деятельности (в качестве обвинителей или защитников). Это был своего рода «университет» того времени, и поэтому обучение у ритора стоило очень дорого. Ученики штудировали произведения известных ораторов, постигали особые ораторские приёмы, сочиняли речи на заданные темы из истории, литературы или мифологии, декламировали их перед соучениками. Юноши, окончившие риторскую школу, как правило, делали успешную карьеру и обеспечивали себе безбедную жизнь.
К сожалению, античные писатели не сообщают, в какой грамматической школе учился Катулл и окончил ли он риторскую школу. Впрочем, судя по его сочинениям, юноша получил в Вероне самое блестящее образование и был очень начитан.
В стихотворении 68 Катулл упоминает, что сочинять стихи он начал очень рано: «В годы, когда получил я белую тогу впервые, / Был я в расцвете своём предан весельям весны. / Вдоволь знавал я забав…» (ст. 15–17). Под «забавами» (lusus) следует понимать как раз занятия поэзией.
К раннему периоду творчества Катулла исследователи относят несколько стихотворений: 78, 97, 59, 17, 67 и 34, которые юный поэт написал, по всей видимости, в Вероне. Стихотворение 78 высмеивает неизвестного нам Галла. Катулл упрекает его в глупости и поощрении блуда. В отрывке 78b, который примыкает к данному стихотворению, поэт грозит некоему развратнику ославить его на века. Очень грубое стихотворение 97 обращено против неизвестного нам Эмилия. Катулл с юмором рассказывает о вонючем рте Эмилия и приходит к выводу, что зад этого персонажа чище и лучше, чем его же рот. Весьма ехидное стихотворение 59 направлено против Руфы из Бононии (современная Болонья), жены некоего Менения. Катулл сообщает, что Руфа изменяет мужу и состоит в любовной связи с Руфом. Более того, она настолько опустилась, что постоянно ворует на кладбище еду, оставляемую на погребальных кострах для душ умерших, и поэтому её регулярно бьёт кладбищенский раб-сторож, сжигающий покойников. Стихотворение 17 адресовано гражданам Колонии (современная Колонья-Венета) – небольшого города, лежащего в болотистой местности восточнее Вероны. Поэт сообщает, что граждане Колонии хотят устроить традиционные священные пляски на своем старом мосту, но опасаются, что он развалится. Обращаясь к горожанам, Катулл желает им, чтобы у них появился новый и крепкий мост, и просит позволения сбросить с него в болото, туда, где больше всего тины и грязи, одного своего земляка из Вероны (вероятно, в качестве своеобразной искупительной жертвы богам). Дело в том, что у этого человека есть молодая красавица жена, но он не обращает на неё никакого внимания и совершенно не следит за её выходками. И чтобы привести этого тупого чурбана в чувство, нужно обязательно искупать его в болоте, уверен Катулл.