Конечно, не только внешний блеск влечет в Лондон мировых знаменитостей. Налицо и всплеск интеллектуальной жизни, и подъем культурной индустрии. Крупнейшие кинематографисты считают за честь поработать на лондонских студиях. Здесь снимают свои фильмы американцы Сидней Люмет и Стенли Кубрик. Трюффо экранизирует «451° по Фаренгейту» Рея Брэдбери с участием английской звезды Джули Кристи, утвердившей в кино эталон «мини» и принесшей национальному кино «Оскара». Сюда, привлеченный парадоксами молодежной субкультуры, вскоре приедет Антониони и в качестве прототипа своей картины Blow Up «Фотоувеличение») выберет не кого иного, как Дэвида Бейли…

В фильме Антониони камера заглянет и в лавочку торговца металлическим хламом – сырьем для абстрактной скульптуры, и на сборище новоявленных меломанов, разламывающих на щепки гитару своего кумира. На всем этом полном спонтанной энергии красочном хеппенинге будет лежать отпечаток внутренней пустоты, искусственно возбуждаемых эмоций.

Одно из красноречивых свидетельств и состояния английского кино, и самого молодежного стиля жизни, как его представляли в середине 60-х на берегах Темзы, дает фильм Ричарда Лестера «Сноровка». Лондон, изобилующий всеми эффектами поп-арта, будоражащий ритмами и скоростями, населенный волосатыми юнцами и длинноногими девицами, увиден глазами ошеломленного туриста. Не только живо реагирующая на все провинциалка, но и ее сверстники – местные подростки ощущают себя в центре вращающейся вокруг них вселенной. Поколение брюзжащих стариков среднего возраста растеряно и вытеснено на периферию жизни. Город принадлежит молодежи, носящейся по улицам на мотоциклах и даже на старой кровати, молодежи, доблестно демонстрирующей сноровку в любовных играх. Сумбур и хаос, спонтанность и калейдоскопичность, грубоватый юмор и неожиданно прорывающийся лиризм – главные принципы этой комедийной эксцентриады.

В 1965 году «Сноровка» впервые принесла Англии «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля. Это было торжество британского стиля, как ровно год назад благодаря «Шербурским зонтикам» восторжествовал стиль французский.

Различие между англо-американской и французской моделью кинематографа существенно для понимания той стадии актерской судьбы Катрин Денев, на которой мы остановились. Даже жанрово-тематические сближения не были, как правило, в пользу иноязычных актеров. Например, тот же Лестер, задумав ироническую версию «Трех мушкетеров», пригласил было Денев на роль Миледи. Сотрудничество не состоялось, но независимо от причин ясно, что актриса вряд ли вписалась бы в лестеровский грубовато-эксцентричный стиль пародии. Только спустя тридцать пять лет Денев сыграет в очередной американской версии романа Дюма – но уже не Миледи, а Королеву.

У англичан и французов во многом различен был подход и к проблемам музыкального фильма. Лестер в своих ставших культовыми картинах «На помощь!» и «Вечер трудного дня» лишь использовал идеологию и популярность «Битлз», собственно же музыкальное кино в Англии практически не развивалось, не в силах соперничать с Голливудом на общем культурно-языковом базисе. А вот французы в лице Жака Деми бросили вызов родине мюзикла. «Шербурские зонтики» вселили надежду, но уже «Девушки из Рошфора» показали, сколь велики трудности. Не найдя в Париже достаточно классных танцоров и хореографов, Деми был вынужден собрать труппу и репетировать с ней в Лондоне, где подготовил пять больших танцевальных номеров. Потом артисты выезжали для натурных съемок в Рошфор, по англо-французским маршрутам неустанно курсировали и сестры Дорлеак.