«Давай листьев накидаем», – приходит мне в голову ценная мысль. – Листьев побольше, а сверху липу, и сбежим гулять быстренько, пока никто не заметил».

«Точно, – подхватывает Катька. – И травы ещё накидать можно».

Мы активнее, чем раньше, принимаемся за дело. Корзины заполняются в считанные минуты. Отлично! Но что будет, когда бабушка решит пересыпать липу на противни для просушки? Просчитываем варианты.

Придётся собирать липу дальше завтра? Ну, это не страшно, гулять-то хочется сегодня.

Останемся без десерта? Это вряд ли. На десерт у нас почти всегда ягоды, а ягоды – это витамины; бабушка считает, что детям нужны витамины. Значит, ягоды не отберут.

Будет ругаться? Ну, это не страшно, я научилась так немножечко поднимать уши, что они как будто закрываются и бабушку становится хуже слышно.

Крапивой отхлестает? Не думаю. Она только грозится. На самом деле крапивой нам досталось только один раз, когда мы бросались с заброшенной колокольни пакетами с водой и попали в священника и его жену. Бабушка тогда себе самой сильнее руку обожгла, чем нам ноги, не захочет повторять.

Родителям пожалуется, а они возьмутся за ремень? Так тоже только один раз было; и вообще, родители, может, в эти выходные ещё и не приедут.

Но если приедут…?

«Давай играть, как будто мы дети подземелья», – предлагаю я.

«Это как?».

«Оденемся в грязную одежду, в волосы репейников напихаем. Лицо грязью намажем, палки возьмём и пойдём босиком по деревне. Будем к людям стучаться, они нас будут кормить. Переночуем где-нибудь на сеновале и дальше пойдём. Люди детей любят. И липу можно будет не собирать. Никогда».

Сказано – сделано. «Бабушка, готово! – кричит Катька. – Мы в туалет и гулять!».

На самом деле, мы проносимся мимо туалета и забираемся на чердак. Тихо-тихо, чтобы не греметь и не топать (бабушка в сенях услышит) подбираемся к мешкам со старой одеждой. Катька уже скинула платье. Через окошко пробирается солнечный луч; в нём золотятся пылинки и падают на Катьку. В потоке искр тоненькая Катька похожа на принцессу с другой планеты. Я засматриваюсь и ненадолго перестаю копаться в мешках.

«Давай быстрее, а то вдруг застукают!».

Мы достаём две пары брюк, их приходится закатать до половины. Толстые бублики у ступней мешают, но это ерунда, может, потом отрежем. Катьке даю жилетку, она ей до колен. Себе хватаю пиджак. Так, ещё вот эти шляпы; ремень мне, чтобы брюки не спадали; Катька верёвкой обойдётся. Ну-ка, а это что такое? Авоська? Пригодится. Вдруг нам кто даст еды с собой.

Мы быстро расплетаем косички, трясём головами, нахлобучиваем шляпы, смотрим друг на друга и еле удерживаемся от смеха. Осталось испачкать лицо. Я погружаю пальцы в толстый слой пыли на полу чердака. Так, теперь поплевать на ладошки, провести по щекам…

«Ну как?», – спрашиваю.

«Странно», – честно говорит Катька. – «И вид у тебя не очень голодный».

В ответ Катьке громко урчит живот.

«Ладно, пошли».

Через дальнюю калитку на огороде – чтобы бабушка не заметила – выбираемся на свободу. По дороге прихватываем парочку репейников. В волосы и на одежду.

Катька слепляет оставшиеся репейники в большой комок. «Смотри, – говорит, – какая штука получилась. Цеплялка для людей. Если с кем-то не хочешь расставаться, можно его раз – и прицепить к себе. Насовсем». Она протягивает руку и цепляется репейниковым комком за мой пиджак. «Вот так!».

Тихо, на улице никого. Похоже, обедают. Живот урчит снова.

«И теперь что?», – кажется, Катька уже не очень уверена в том, что я придумала классную игру.

«Теперь надо к кому-то постучаться и сказать «тётенька, нам кушать хочется, подайте на пропитание».