«Сдаёшься…», – сладко прошептал голос.

***

Скромник чувствовал, как тепло пропитывает и наполняет энергией тело. Под спиной до боли жарила труба, а на груди лежал телепорт, пульсирующий магией.

– Что я скажу Умнику? – задался вопросом Скромник, шмыгая носом. – Я… соскучился. Понял, что без вас не могу и не хочу.

«Ага, а у него уже семья и полный рот забот, только неуродившегося братца на шее не хватало».

– Но он же сам позвал…

«А что он мог сказать? «Вали на все четыре стороны, я нанянькался»?»

Гном почувствовал, как щеки налились краской.

– Ну почему же нянькаться? Я просто скажу, что буду рядом с ним, но сам по себе, все же спокойнее, чем одному неизвестно где… Он поймёт.

«И застрелится с досады»

– Он мой брат!

«Он заботился о тебе столько времени! А где твоя забота? Понимание? Любовь? Конечно, проще идти через соседскую дверь, чем залезть в свою форточку. Что скажешь другим братьям, когда – или если – вы снова встретитесь? «О да, я немного не сепарировался, так и таскаюсь за ремнем брата. Шанс был, но я им не воспользовался, потому что я тру-ус»

– Я не трус, замолчи!

«А кто же? Трём деревяшкам в трамвае не ответил, секретаршу не уговорил, чуть что – в слезы и к брату. Да Белоснежка вела себя мужественнее, чем ты»

– У неё были мы, а у меня – никого!

«Плохому ювелиру золото мешает».

Скромник гневно выдохнул и с силой отбросил от себя телепорт, который ударился о противоположную стену – а потом испуганно вскочил и бросился перед ним на колени. Не разбился. В ушах прогремел далёкий, как раскат грома приближающейся бури, смех. Он действительно жалок.

– Не поеду я никуда! Я… я… я буду сниматься в кино. И стану звездой мирового – нет, больше – вселенского масштаба, понял меня?

«Я у тебя в голове, глупышка. Конечно я тебя понимаю»

– Я звоню Рине и иду покорять мир, – тряхнул кулаками Скромник и бросился отыскивать в вещах визитку.

«У тебя нет телефона».

– А я докричусь!

«Дурачок».

– Сам дурак, конечно, я пойду звонить через зеркало, что за напоминания, кто здесь ещё глупый.

«Ты споришь сам с собой».

– Да замолчи уже!

Гном отыскал в пакетах визитку – и бросился на улицу.

Как во всяких домах премиум-класса, помимо консьержки и туалета на первом этаже, в каждом подъезде находилось три лифта, на стенах которых красовались огромные зеркала. Скромник забежал за одним из жильцов внутрь и, дождавшись пока тот уедет, сел на другой лифт, нажав верхний – тридцать третий – этаж. Сбежать от язвительного голоса у гнома решимости хватило, а вот перейти к действиям – тут парень вспомнил что вообще-то боится. Однако голос к нему не пришёл.

«Шарль Перро какой-то», – подумал он.

А вдруг она будет занята? Или уже забыла про него и приглашение аннулировано? Или все это было злой и соблазнительной шуткой, попытка снова выставить его клоуном? Скромник мялся, боялся переступить эту черту самостоятельного решения, но внутренне не чувствовал сопротивления. Что-то его манило в Рине – может, ядовитая красота, а может, проявленная доброта – и этот порог казался не таким страшным, хотя чёрная и пустая тьма будущего оставалось той же. Но ведь она будет только за чертой? И как только гном перешагнет её, тьма сразу отпрянет, приоткроет завесу тайны и явит ему либо бескрайнее счастье, либо непомерное горе. Однажды он уже принял важное решение, которое привело его к этой невыносимой жизни, и тогда порог также был зеркалом. Может, в этот раз ему повезёт больше?

Лифт пропиликал и остановился. Пока Скромник думал, он доехал на тридцать третий этаж.

– Я не буду больше дрожать, – прошептал гномик. – Я имею право быть счастливым и буду.