Кате показалось или она буквально услышала, как закатились Женины глаза? Смутившись, она торопливо защелкала пультом, чтобы как можно скорее дойти до конца и прекратить, наконец, эту муку.

– Так-так, стоп, – сказал вдруг Глеб. – Давай назад. Еще назад. Вот отсюда поподробнее.

Одностраничный комикс на экране повествовал об экзистенциональном кризисе последнего огурца в банке с рассолом, задвинутой в самый угол холодильника. История была совсем короткой, но Катя столько смеялась, пока рисовала, что до сих пор считала ее одной из лучших своих работ. А еще она целиком слепила этот комикс из пластилина.

– Это пластилиновый комикс, – пояснила она, невольно улыбаясь и распрямляя плечи. Это случалось каждый раз, когда Катя говорила о том, что любит. – Я делала из пластилина тонкие колбаски и потом укладывала их близко друг к другу, чтобы получился необычный эффект, как, например, у Мунка.

– Как на картине «Крик»? – сразу понял Глеб. Катя вспыхнула от радости и кивнула, снова щелкнув пультом.

– А это не совсем даже комикс, просто ради смеха. В Воронежском ботсаду Келлера мне попалась смешная белка, и я сделала кучу фоток с ней, а потом стала придумывать разные истории: куда она идет, о чем думает. Вот тут она хочет мир поработить, например. Я дорисовывала картинки маркерами и немного поправляла в фотошопе. Вот, видите? Получилось, по-моему, смешно.

– И по-моему, – с неожиданно серьезным видом сказал Глеб. – Теперь понимаю, почему тебя взяли на курс. Без обид, но художественная часть у тебя откровенно слабая, это сразу видно. Тебе нужно больше рисовать, причем желательно с натуры: с пропорциями на иллюстрациях просто беда. Но, может, именно из-за того, что тебе никто не говорил, что правильно, а что нет, ты все делаешь по-своему. У тебя есть оригинальность! Свой взгляд. И это очень круто, потому что техника – дело практики. А вот оригинальность либо есть, либо нет. Так что я много от тебя жду.

Катя вспыхнула. Превратилась в солнце и взорвалась прямо там, в аудитории, похожей на Колизей. Но никто кроме нее этого не заметил. Только Катя знала, насколько важное событие только что произошло, хотя Таби, возможно, догадывалась, потому что показала ей два больших пальца вверх.

– Есть вопросы к Кате? – зачем-то спросил Глеб, повернувшись к студентам. Катя мысленно выстрелила ему в голову из двустволки. Ну, заче-е-ем нужно мучить ее еще сильнее? К счастью, ее ангел-хранитель как раз ненадолго вышел из комы (или запоя? Или где он там пропадает, пока Катя влипает в странные истории) и поторопил звонок. Так что даже если у кого-то из группы и был вопрос к Кате, никто этого так и не узнал.

Оставшиеся две пары прошли гораздо спокойнее. «Инструменты векторной графики» вел Илья Иванович – полноватый мужчина средних лет, который постоянно громко вздыхал, если кто-то задавал ему вопросы, и цедил ответы с таким мученическим видом, словно самолично проталкивал каждое слово сквозь щели между зубами. Его голова была абсолютно лысой, поэтому Катя немедленно придумала ему прозвище – сначала просто ИИ (из-за имени и отчества), но они быстро превратились в ИИчко. Они с Таби ржали над этим всю пару, так что ИИчко постоянно бросал в их сторону укоризненные взгляды.

На истории искусств они обе сосредоточенно строчили названия античных развалин и колонн, которые, ясное дело, будут на зачете, но никогда больше не пригодятся им в жизни. Наконец и эта пара подошла к концу. Катя выудила из кармана телефон, который вибрировал всю пару, и со смешанным чувством вины и тоски уставилась на одиннадцать пропущенных от мамы. Та, конечно, ее убьет, но…