Решение этих задач позволило Грине охватить предметами НЕТ-искусства кафе и рестораны, которые в отличие от магазинов, претендовали на более зажиточных клиентов, но при этом тоже не избежали парадоксов плановой экономики. Их претензии на эксклюзив требовали солидности в интерьере, и в качестве символа такой солидности Гриня предложил монументальный жанр в виде вырезанных в цельном куске дерева и обрамлённых витиеватым орнаментом досок формата 50х30 см. Вывешиваемые на бронзовых ручках входных дверей на красивой толстой верёвке или даже на цепи, эти бескомпромиссные барельефы «МЕСТ НЕТ» были призваны одним своим видом отсечь очередь из не успевших вовремя забронировать места второсортных лиц, желающих попасть внутрь первосортного заведения.

Если таблички для магазинов дали Грине возможность покупать там некоторые товары, которые отсутствовали на витринах, то резьба по дереву для ресторанов и кафе стала приносить ему реальный доход, выраженный в денежных знаках. Это позволило ему отказаться от уборки снега в детсадах и открыло возможности покорения дальнейших сегментов рынка его творческих услуг. Самым многообещающим по масштабу направлением, по мнению Грини, могло бы стать изготовление табличек для инвентарных номеров.

Во всех учреждениях по требованию бухгалтерий номера эти уродливыми каракулями писались масляной краской прямо на мебели, оборудовании, на приборах и бытовой технике, на стремянках и оцинкованных ведрах, на станках, табуретках и всей прочей государственной собственности. Делалось это для «всемерного учета и контроля», то есть для того, чтобы воспрепятствовать растаскиванию всенародной собственности по личным карманам и квартирам отдельно взятых трудящихся. В свою очередь, советские труженики часто совершенно искренне не могли понять анизотропный характер взаимосвязи слов «всеобщее» и «личное». Да и как можно было его понять? Ведь если личный вклад в общее дело считался правильным, необходимым и всячески поощряемым, то почему же отщипнуть себе кусочек результата этого общего дела полагалось вредным и всячески порицалось? Вот поэтому-то одни отщипывали и отвинчивали, а другие обезображивали и уродовали, надеясь, что с клеймом не стащат.

Гриня нашёл компромиссное решение этого диалектического противоречия. Номера необходимость? Хорошо. Но почему обязательно уродливые? Ведь если красота может спасти мир, почему бы не начать его спасение с красивых инвентарных номеров? Потенциальный спрос на изысканные аккуратные номерки, которые бы не ухудшали и без того неказистые предметы казённой обстановки, был в понимании Грини безграничным.

Если бы только удалось предварительно привить чувство прекрасного всем тем, у кого это чувство почему-то дома проявлялось, а на казённой работе – никогда! Разумеется, начинать прививать это чувство нужно было сверху, то есть с начальства. И по этому поводу у Грини тоже были кое-какие задумки. Обладая врожденным дедуктивным мышлением, он рассуждал примерно так.

Все женщины любят цветы. Этим объяснялось, что большинство женского персонала в научных институтах, заводоуправлениях, библиотеках и в приёмных старались украсить свои рабочие помещения комнатными цветами, для чего несли их из дома, размножали отростками, поливали, рассаживали и даже жертвовали на покупку горшков свои собственные деньги. Помещения бухгалтерий, а также приёмных разнообразных начальников своей пышной декоративной зеленью больше соответствовали представлениям об образе райских кущ, чем стены прочих производственных помещений (которые отличались от воображаемых интерьеров ада, пожалуй, только наличием плакатов по технике безопасности). А значит можно было именно при посредничестве женщин донести до понимания руководящих работников высокие культур-мультур идеалы. И в виде чего? Правильно, в виде аккуратно изготовленных табличек для инвентарных номеров (разумеется, с учетом возможного впоследствии дохода Грини).