Она не заметила, как вырубилась. Очнулась она уже в сумерках. Ее тормошил какой-то мужчина.

– Девушка, вы живы? Что случилось?

– Пить, дайте мне пить.

– А, ну это, сейчас достану бутылку. Только я из нее пил уже. Вы не брезгливая?

Карина подумала, что сейчас умрет от жажды. Ей хотелось придушить незнакомца и забрать бутылку с водой.

– А вы чё? Ныряли? А где ваши вещи?

– Не знаю. У вас телефон есть? Мне в полицию нужно позвонить.

– Не, нету, я же на ретрит приехал. У нас забрали все телефоны. Мы молчать должны неделю и не с кем не разговаривать. Я для вас сделал исключение.

– Где ваш лагерь?

– Там в лесу, могу провести.

– Пойдем.

Карина, шатаясь, встала. Голова кружилась, как после хорошей гулянки с алкоголем. Ничего, она сильная, переживет. Руки, ноги целы – идти может.

– Только вы меня не сдавайте, я в лагерь первый пойду, а вы потом уже. Мы, как бы незнакомы. А то меня оштрафуют за нарушение правил. У них там все строго.

– А мы и не знакомы. Я вас не спалю.

– Ага, чудесно. А то вот так поможешь кому-нибудь, а потом и сам страдаешь.

Карина подумала, что зря мужик деньги на ретрит потратил– не поможет ему недельное молчание и духовные практики. Гнилой дядька до мозга костей. Да и по берегу пошел бродить, потому что надоело ему мантры слушать и благовония нюхать. Зачем так себя насиловать? Просто модно. Галочку поставит, что сделал.

– Спасибо за помощь.

– Спасибо в карман не положишь. У вас, дамочка, покурить нет? Ну да, глупый вопрос. Согласен.

Карина покачала головой. Ей не хотелось разговаривать с незнакомцем.

Всю ночь она провела в полицейском участке, причем не на мягком диване, а на жесткой скамейке за решеткой. Да, что случилось, то случилось. Карина никогда не отличалась мягким пушистым характерам. За свои права она боролась всегда до последнего. Конечно, полицейский участок был не лучшим местом для качания прав. У нее просто не выдержали нервы, и она кинулась на дежурного. Причем сначала она успела все-таки написать заявление, но потом, когда оперативный дежурный, прочитав ее заявление сказал, чтобы она приходила через несколько дней, что возможно Алик сам вернется в отель, она не выдержала и набросилась на него с кулаками, как только он показался в коридоре. Она не хотела ничего понимать. Да, ночью спасатели не работают. Да, в море шторм, никто не выйдет прочесывать акваторию на катерах и рисковать своей жизнью. Но ведь можно было поднять полицейских и обследовать берег. Она пыталась объяснить, что Алика могло выбросить в любом месте берега, что нужно искать, поднимать полицейских, собак, волонтёров. Ведь это жизнь человека. Возможно, каждая минута дорога. Но придурок дежурный не хотел ее слушать и тогда она набросилась на него с кулаками. За что и получила. С ней не церемонились. Дежурный сделал подсечку, и она жестко упала на пол. Потом он больно заломил ей руку за спину и надел наручники. Она повернулась и ударила его ногой в пах. Дежурный согнулся пополам от боли, зло выматерился и кинул ее в камеру за решетку. Наверно – это было лучшее решение. Иначе бы она разгромила весь участок. Ей нужно было заглушить собственную боль и бессилие. Говорят, надежда умирает последней. Пока Карина боролась, она чувствовала, что жива. Как только ее заковали в наручники и бросили на пол камеры, она поняла, что мертва. И еще она поняла, что Алик тоже мертв. Все, что она вытворяла в полицейском участке было лишь агонией. Ее персональной агонией. Она лежала и ревела. Наручники ей позже сняли, но вот из камеры не выпустили.

– Матвей, кто там у тебя? За что задержана? – Следак внимательно разглядывал, свернувшуюся в клубок девушку. Одета она была нелепо, на ней были какие-то обноски, а обувь вообще отсутствовала. Не было при ней и личных вещей. Даже во сне лицо не разгладилось. Оно было хмурым и осунувшимся. Впрочем, какое еще лицо могло быть в таком месте? Весельем здесь и не пахло. Спала девушка, как младенец. Она даже не реагировала на шум в отделении. В соседней камере орали пьяные дебоширы, задержанные на рассвете на улице. Они требовали адвокатов и коньяка.