– С кем встреча?

– Как думаете, – спросила Милка, обворожительно улыбаясь, – с кем можно встречаться в кабинете географии?

Мужичок почесал щеку.

– Я полагаю, с учителем географии.

– Точно!

Васька тем временем отвлекся. Его взгляд блуждал по стене коридора, на которой в два ряда висели портреты отличников. Когда-то и он мечтал здесь висеть, но не сложилось. Троечник он и есть троечник, и это даже не школьный титул, это карма. Он и по сей день жил как троечник – ни вверх, ни вниз…

– Так что, мы пройдем? – поторопил охранника Пашка.

– Да мне не жалко, – ответил тот, – но там нет никого.

– Разве? – Пашка подошел к той же стене, где висели портреты, ткнул пальцем в большой щит с расписанием уроков. – Вот же, суббота, четырнадцать ноль-ноль.

Мужик махнул рукой.

– Устарело, скоро перепишут. Вам кого конкретно надо-то? Может, я подскажу.

Тут подал голос Семен, держащий в руках нелепый розовый букет и еще более нелепый пакет с пирожками, который источал невероятно вкусные запахи.

– Нам бы Афанасьеву Ирину Григорьевну. Она еще работает здесь? Вы вообще ее знаете? Может, у нее сейчас другая фамилия…

Мужичок отреагировал странно: он снова почесал щеку, зачем-то посмотрел на расписание, вздохнул.

– Знать-то знаю… точнее, знал.

– В смысле? – не поняли ребята.

Охранник вернулся к своему столу, на котором стояли кружка с парящим кофе и приготовленная к заварке китайская лапша. Кажется, мужичок потерял к посетителям интерес.

– Что не так? – взволнованно спросил Сеня.

– Умерла она, ребятки. От короны, язвити ей в душу. Месяц назад, в конце августа, кажется. Прощались тут во дворе, вся школа провожала. Хорошая была женщина…

Семен безвольно опустил руки. Розы уткнулись в пол, печальные и уже никому не нужные.

Первой к нему подошла Милка. Положила руку на плечо, потом склонила и голову.

– Сенечка, мне очень жаль.

Паша подошел с другой стороны, забрал у Семена пакет с пирожками, похлопал по спине, но ничего не сказал.

Вася же просто раскрыл рот.

Охранник смотрел на них с неподдельным сочувствием.

– Любили ее, ребят?

– Один из нас точно, – ответил Паша. – Где ее похоронили, не знаете?

– Знаю, я был на кладбище. На Преображенском она, по шоссе на Кременкуль. Сейчас нарисую.

Мужичок открыл ящик стола, вынул лист бумаги и ручку. К нему подошел Вася. Охранник принялся рисовать и объяснять.

Семен стоял с поникшим букетом роз, глядя на лестницу. Лицо не выражало ничего, было абсолютно каменным и белым, как простыня. Его «лошадь» оказалась не просто слишком норовистой, она с насмешливым ржанием ускакала далеко в чистое поле, размахивая хвостом.

– Ладно, пойдем, – тихо сказал ему Паша, когда листок с нарисованной схемой был у Васьки на руках. – Пойдем на воздух, старик.

Сеня позволил себя увести, но двигался как зомби.

Они долго стояли на крыльце. Прозвенел звонок с урока, из школы высыпала детвора. Семен молча смотрел куда-то вдаль. Никто его не тревожил, хотя каждому хотелось что-то сделать, как-то проявить участие.

– Выпить бы сейчас, – наконец произнес Сеня. – Только не в кабаке. У меня тут пирожки вот… с капустой… мама испекла…

Милка крепко обняла его и долго не отпускала. Паша нервно закурил. Васька отвернулся и зашмыгал носом.

– На могилку к ней, наверно, съездим в понедельник, – предложила Милка. – А сейчас поехали ко мне. Я, правда, работаю завтра с девяти, но ключи вам оставлю, если что.

Друзья побрели к Пашкиному «шеви», припаркованному за воротами.

На кладбище они побывали гораздо позже, чем планировали.

В тот вечер, когда Павел Феклистов выгуливал своего мопса, не зная, куда его пристроить на время поездки, а Сеня и Милка обсуждали по телефону опасность трезвости, тридцатидвухлетний Владимир Подшивалов, он же Подшива, растолковывал приятелю свой план по возврату «сокровищ Агры». Приятеля звали Георгий Волобуев, или просто Жорик. В отличие от худощавого и юркого Подшивы, он был толст, неуклюж и постоянно потел. Но это еще полбеды. Он страшно тупил. Вся его жизненная сила ушла в ляжки, задницу и бока, не добравшись до мозга.