Я вернусь в места былинные,

Где меня никто не ждёт.

Дождь слепой не зря покрапал,

Машет пальма веткой-лапой.

Я море вмиг переплыву,

Взберусь на облачко в мечтах,

Найду под снегом трын-траву

И поселю её в стихах.

Бываю сыт, от счастья – пьян,

И нос бывает в табаке…

Я – паинька и я – смутьян

С пером и фениксом в руке.

Давно ведь верю в трын-траву

И в сказку верить не боюсь.

Блефуя, я легко живу,

Легко обману поддаюсь.

Взлетаю к звёздам и парю,

Затем бросаюсь камнем вниз,

А то вдруг вспыхну и горю,

То я простак, то хитрый лис.

Мороз и дождь мне нипочём,

Я мыслью горы сворочу;

Мой слог высокий, словно гром,

Но я молчу, всегда молчу.

Мечты

Что ты каркаешь, ворона?

Или я тебе не люб?

У мечты свои законы, –

Сладок вкус солёных губ.

Я стремлюсь туда, где чайки

Реют смело над волной;

Там – чудачества и байки;

Горизонт – весь золотой.

Сумасшедший мир агоний,

Мир жестоких кулаков;

К чёрту карканье воронье,

В море прыг и… был таков.

Может, в южном синем море

Камнем вдруг ко дну пойду?

Смерть красна ведь на просторе

У птиц вольных на виду?

Александре Пальцевой

Деревенька Сонино –

Три старушки, дед один…

Тишь в ночи звенящая,

Жизнь моя – не зряшная,

Сам себе здесь господин.

У Москвы-реки бока

Золотисто-пьяные…

К рюмке тянется рука,

Черти окаянные!

Деревенька Сонино –

Хаты три, один овин

Дрыхнет в запустении,

Небо – в удивлении…

Испарился нафталин, –

И в помине моли нет,

Пахнет звёздной пылью;

Прибабахнутый поэт

Приобрёл здесь крылья.

Деревенька Сонино,

Рифмы в воздухе парят,

В речке воды сонные,

Лето забубённое…

На лугу цветы горят,

Эх, страда, моя страда,

Жизнь – душа шмелиная!

Брошу всё, вернусь туда –

В те края былинные.

Три старушки, дед один, –

Сам себе я господин!

Восторгаются мной дамы,

Воспевают и клянут…

То я честный самый-самый,

То пройдоха я и плут.

Пьяный, драный, окаянный,

Стильный, модный, дорогой…

Поперечный и упрямый,

То предатель, то герой.

Аккуратный и небрежный,

Хам, каналья и дурак…

Самый ласковый и нежный,

Друг заклятый, лучший враг.

Удивляюсь, восхищаюсь

И капризы дам терплю…

Но в который раз признаюсь:

Я вас, женщины, люблю!

Спросил гадалку я:

– Любовь не встретилась мне, нет…

Скажи, она – какая?

Сразил старушки той ответ:

– Любовь – печаль земная,

Светлей она, чем белый свет.

Пока ты вёсны не считаешь,

А я считать их перестал,

Хотя скажу тебе: «Ты знаешь,

От жизни всё ж я не устал…»

Тревожит душу птичий щебет,

Весенний запах сердцу мил…

А как услышу детский лепет,

Готов обнять весь Божий мир.

О, как легко меня растрогать

Какой-то милой ерундой…

Не так давно обрёл я Бога,

Воспрял опять седой душой.

Меня легко обезоружить

Улыбкой, парой добрых слов.

Весна поёт в весенней луже,

И я пою вслед за весной.

Пока ты вёсны не считаешь,

Давно я счёт им потерял,

Хотя скажу тебе: «Ты знаешь,

Я лишь с тобой весну познал».

Куда-то мчатся поезда,

Куда-то птицы улетают…

Лишь погрустневшая звезда

В тобой любимом чудном мае

Неспешно свет на землю льёт…

Который год, который год

Весну один я провожаю

И письма старые читаю.

Крыша красная, солнце яркое,

Дом на фоне зелёной горы;

На скамейке мы, в старом парке мы

Средь летящей вокруг мишуры

Из пустых, незабытых обид;

Тени прошлого – дети малые

Не отходят от нас ни на шаг…

Чувства – новые, страхи – старые,

Нет дыханья живого в словах,

И костёр отчужденья горит.

Как под крышею, крышей красною

Пара ласточек раньше жила…

Время стылое и опасное,

Никудышные нынче дела, –

Больше ласточки там не живут;

На скамейке мы, отчуждённые,

А меж нами обиды стена.

Друг от друга мы отстранённые,

И неведомо, чья в том вина,

Но сердца примирения ждут.

Ветка мимозы