Я горестно вздохнул.

– Что случилось? ― тут же отреагировал внимательный Ефимко.

– Ничего, вспоминаю, ― пробурчал я.

Мы пробирались по светлой топи в бревенник. Это была уже пятая наша вылазка. Обычно с нами ходил Обрад, но сегодня он не появился.

– Это хорошо. Однажды, что-нибудь важное вспомнишь. Вот наберем дров и хватит пока. Да я ещё до соседа добегу. Стряслось у него что-то.

– Может ничего, ― сказал я, ― просто занят.

– Нет, Обрадко не такой. Он за дровами всегда ходит.

Светлой топью здесь называлось болото, на котором весной и летом собирали кислые ягоды. На мой закономерный вопрос Ефимко отвечал, что потому и светлая, раз легко проходимая. А вот другое болото звали гнилой топью. Из-за того, преодолеть его почти невозможно. Лишь немногие смельчаки отважились через него пройти. Один неосторожный шаг и трясина затянет к себе на веки вечные.

– Гляди, Санко! Почти пришли.

Бревенник мне нравился. Деревья стройные, высокие, порой казалось, что некоторые из них достают прямо до низкого зимнего неба. И растут не очень часто. В таком лесу далеко вокруг всё видно.

Мы выбрали одно невысокое дерево. Рубили по очереди. Сначала Ефимко, потом я. Когда дерево повалили, то первым делом избавились от сучьев. Благо их было мало ― только верхушка. Затем распилили на чурбаки подходящего размера. На это у нас ушел час непрерывной работы. После мы немного отдохнули и принялись грузить волокуши. Из одного дерева в среднем получалось 30—32 чурбака. В сани помещалось 15—16. Можно и больше, но нам не утащить. Поэтому одно распиленное дерево мы вывозили за два раза.

Тащить было тяжело. Обычно я тянул спереди, а Ефимко толкал сзади. Иногда мы менялись. К концу дня, усталые и потные мы добирались до Багульника. Хорошо, что Ефимкин дом был недалеко.

В этот раз, едва дотянув волокуши до сарая, Ефимко засобирался к соседу.

– Санко, скидай пока чурбаки, а я к Обраду схожу.

Ходил он недолго. Я только половину саней разгрузил.

– Ну что там?

– Беда, Санко. Дажка разболелась. Обрадко за ней смотрит. Вот и не пошел в лес.

– Чем заболела?

– Лежит и кашляет сильно. Кашель громкий, как собака лает. И в груди от этого болит.

Я сел на чурбак и задумался. Вспомнил медицинское образование. Но как помочь больному, если нет нормальных лекарств?

– Чем вы здесь лечитесь, Ефимко?

– Дык известно, чем, ― пожал тот плечами, ― настойкой растираем, да и внутрь её можно. Для согрева.

И тут вспомнилась мне старая преподавательница из академии. У неё к пенсии поехала крыша и она решила лечиться только народной медициной.

«Вы должны знать, что может помочь, когда не будет доступа к современным лекарствам», ― любила она повторять.

И пичкала наши головы всякими травами, настоями и микстурами. Естественно, мы её ненавидели, справедливо полагая, что нам нафиг это не пригодится.

– А вот мне пригодилось, ― сказал я.

– Что? ― переспросил Ефимко.

– Ничего. Это я сам с собой. Кашель громкий, говоришь? Сухой значит. Вот деревня ваша Багульником называется. А растет у вас этот самый багульник?

– Как же? ― чуть не подавился Ефимко. ― Сколько угодно!

– Это хорошо. А в сухом виде есть или из-под снега выкапывать?

– Пёс с тобой, Санко! Конечно есть! Соседи коз держат, так у них целый сарай травы. Да и у меня запас найдется.

– Показывай.

Я с умным видом посмотрел на сено в сарае и спросил:

– Багульник сможешь найти?

Ефимко вместо ответа натаскал целую кучу.

– Вот!

– Надо мелко покрошить. Потом, ― я показал пригоршню ладони, ― вот столько залить водой, довести до кипения и подержать немного на огне. После остудить, процедить, и пить по половине кружки перед едой. Сухой кашель должен пройти. Потом легче станет.