Но Ул сломал себя и взял карту. То был порыв, не спровоцированный хладнокровным расчётом или страхом. В глубине рыже-алых, бешено пульсирующих зрачков беса Рэкста читалось такое… хэш Лофр называл это «краем». Бес изнемогал, раздавленный прошлым, стёртый вместе со своей памятью, окончательно страшный. Бес желал смерти всем, но в первую очередь – именно себе. Бес не нуждался в жалости, сострадании, защите… он был – бес, существо со взглядом и повадкой дикого зверя. Он назвал себя высшим хищником не ради похвальбы…

Почему же душа Ула настойчиво потребовала дать бесу казнь, а с ней и свободу, окончательную и полную после расчёта с прошлым?

«Будь я умён взрослым умом, я бы задал себе вопросы и до сих пор искал ответы, взвешивал цену и учитывал угрозы. Так и говорил драконий вервр Лоэн. Он ведь и сам бес», – подумал Ул.

Ул привёл Рэкста на место преступления и приговорил, то ли как судья, то ли как представитель жертвы. А после… ещё вопрос, кто кого казнил! Рука Ула метнулась к лицу беса, под пальцами лопнуло горячее, боль Рэкста вошла в сознание – как своя и даже острее. Ул по-настоящему прочувствовал, что значит стать палачом.

Бес очнулся и ушёл, не отомстив за ослепление. А слепой от ужаса содеянного Ул долго лежал, не размыкая век и не слыша ничего, кроме бешенного скока сердца… Он стал несвободен. Его, будто шавку на поводке, потянуло невесть куда, в большую игру загадочной и могучей королевы. Ул втиснулся в прореху мироздания, созданную росчерком тощей осенней молнии. Казнь забрала всё – силы, рассудок, тепло души. Ночь родного мира осталась позади… Ула сдавило, как тряпку, выкручиваемую при отжиме.

В междумирье иссякло всё привычное. Ул, не размыкая век, позволял отжимать себя, высачивать. Кто бы ни затеял эту стирку, авось, он знает, чем следует её завершить. После казни не так и плохо быть… выстиранным. Занятно: как долго его треплют и почему до сих пор не смогли растрепать?

«Я забрал карту палача, но я помню своё имя, – думал Ул. – Я помню, а бес забыл. Это важно. Я по-прежнему Клог хэш Ул, я весь тут, я знаю свою жизнь от ночи, когда мама нашла в реке корзину. Я тогда был мертвее и холоднее девочки, убитой Рэкстом. И все же я ощутил тепло маминой улыбки. И поверил ей, и смог выжить».

Щеку погладил знакомый ветерок. Он и здесь следовал за Улом, шелестел осенним листком, путался в волосах… Чутье подсказывало, что глаза открывать бессмысленно. В междумирье слоится туман. Он весь – обман, он не способен осесть влагой на рубахе и коже, он лишён запахов реки и дождя, росы и грибов, снега и болота… Туман – лишь завеса, он отгораживает от непостижимого, чуждого.

Ул едва заметно улыбнулся. Ветерок нашептал: то, что яростно мнёт тело и душу, не одолеет. Наследнику атлов посильна дорога, пока ему хватит упорства.

Но куда следует двигаться? Ул грустно усмехнулся. Впервые с рождения у него есть цель. Карта палача, пусть и жуткая – не только капкан, но и пропуск в огромный мир, доступный таким, как бес и Лоэн. Иерархия бессмертных – часть этого мира. И главный узел в опасном деле, которое надо разобрать до самой малой мелочи. С чего все началось? Преступление это было или наслоение ошибок? Кто виновен и почему не прекращается причинение вреда мирам и царствам? С иерархией и её тайнами не стал связываться никто из атлов прошлого. Не мог отправиться или – не пожелал?

Дойти до сути нечеловеческих бед, вторгшихся вместе с бесами в мир людей – это и есть настоящее наследство. А сила, дар – не более чем средство. «К каждому толковому наследству прилагается тайна», – сказал Монз. Как обычно, учитель прав…