– Я устал, мисс Сторин… Мэтти. Кампания получилась длинной и трудной, и я не уверен, что смогу как следует выразить свои мысли. Так что никаких записей, если вы не против. – Главный Кнут знал, что должен соблюдать осторожность.
– Разумеется, мистер Уркхарт. Будем следовать законам лобби. Я могу использовать то, что вы мне скажете, но никоим образом, даже намеком не должна называть ваше имя.
– Совершенно верно.
Фрэнсис достал сигарету из серебряной сигаретницы, откинулся на спинку кресла, сделал затяжку и, не дожидаясь вопросов Мэтти, заговорил:
– Как вы отнесетесь к моим словам, если я скажу, что премьер-министр считает такое решение оптимальным для продолжения работы правительства? Чтобы министры не оказались в сложном положении, когда им придется осваивать новые обязанности? Вперед на всех парах…
– Я бы сказала, мистер Уркхарт, что тут не требуется соблюдения законов лобби и сохранения источника в тайне.
Политик фыркнул, восхищаясь прямотой молодой журналистки, и еще раз напомнил себе, что должен соблюдать с нею максимальную осторожность.
– Также я сказала бы, мистер Уркхарт, – продолжала Сторин, – что, по мнению многих, выборы показали необходимость нового мышления и серьезных перемен. Вы потеряли большое количество мест. И ваша победа оказалась не так чтобы очень впечатляющей, вы со мной согласны?
– Притормозите-ка, Мэтти. Мы получили однозначное большинство, и у оппозиции значительно меньше мест, чем у нас. Совсем неплохо после стольких лет у власти, не так ли? – выдал ей Фрэнсис официальную версию произошедшего.
– Однако ситуация не слишком многообещающая с точки зрения следующих выборов. Даже ваши сторонники считают, что в программе на следующие пять лет «совсем нет ничего нового». «Медленное погружение на дно» – мне кажется, так назвал вашу политику один из оппонентов. Возможно, вы помните, что я присутствовала на одном из ваших предвыборных митингов. Вы много говорили о новых силах, новых идеях и инициативах… И из вашей речи следовало, что грядут перемены – что на сцене появятся новые игроки.
Девушка замолчала, однако Уркхарт явно не собирался ничего говорить.
– Ваше собственное обращение к избирателям… оно у меня с собой. – Мэтти достала глянцевый листок из кучи бумаг, которыми была набита ее сумка. Ее собеседник молча смотрел на нее напряженным взглядом. – Вы сказали, что впереди нас ждет «замечательное время». Но то, что произошло, замечательно, как газета недельной давности.
– Мне представляется, что вы несколько сгущаете краски, – запротестовал политик. Он понимал, что должен возмущаться гораздо сильнее, но у него не было сил придумывать оправдания, и он подозревал, что гостья это заметила.
– Позвольте быть с вами откровенной, мистер Уркхарт. Вы действительно считаете, что премьер-министр принял самое правильное и лучшее в данных обстоятельствах решение?
Главный Кнут не стал сразу отвечать на вопрос – сначала он, не сводя с нее глаз, медленно поднес стакан к губам. Оба понимали, что участвуют в игре, но ни один из них не знал, чем этот спектакль закончится.
Уркхарт поднес стакан к губам, наслаждаясь вкусом виски, позволил напитку согреть его изнутри и только потом ответил:
– Мэтти, и как же, по-вашему, я должен ответить на подобный вопрос? Я – Главный Кнут и полностью поддерживаю премьер-министра, в том числе и перестановки, которые он считает правильными. Точнее, отсутствие перестановок, – в его голосе снова прозвучал намек на сарказм.
– Да, но как насчет Фрэнсиса Уркхарта, человека, который всей душой болеет за свою партию и желает, чтобы ей сопутствовал успех? Что думает