– Взрыв – это когда все бежит прочь, – выковала я раскаленными ставнями мыслей. В голосе моем прорезалась чистая жестокость. – Когда все бежит прочь, от начала в стороны. Взрыв – это сияющая свобода. Которой у тебя НЕТ.

Лодочник отвел взгляд в сторону, ментально кренясь от моих слов, как осенне-хрустящее дерево под порывом холодного ветра.

Мне стало легче. Месть остудила меня. Лодка продолжала двигаться, а лодочник все поглядывал краем глаза на мигающих солдат на Влазе, думая о чем-то трагичном. Сперва я ликовала. Однако, чем глубже мы продвигались в пещеру, тем больше я сожалела о сказанном. Оно того не стоило все же. Я потеряла контроль и причинила необязательную боль.

Вдруг с его стороны раздался выдавленный звук, всхлип, и дамба его пластилинового терпения пала, прорываясь капризными переклетами.

– Я плаваю здесь… туда и обратно. Снова и снова… до берега и… и обратно… и снова назад… и вперед и назад… – его голос усиливался с каждым словом, взбираясь по лестнице громкости – …А они лезут! Они не плывут! Посмотри на них! Они ВЗБИРАЮТСЯ!

Лодка зашлась мелким тремором. Обиженное лицо его ребеночно исказилось, готовое расплакаться. Я стояла на коленях, держась за борта, глядя на треугольники, вдыхая пластилин мира под шлепы лазов, карабкающихся по отвесной стене.

– ОНИ МЕРЦАЮТ! Почему я не мерцаю? Я тоже хочу! Хочу, хочу, хочу! – слезы вырвались из прорезей его глаз – густые зеленые слезы. Он закашлялся, захлебываясь горем. Я не знала, что сказать, а потом было уже поздно, неловко. Он молчал, а в легких моих было непросто. Зачем я поступила так с ним? За что? Я подошла и положила ладонь на его треугольную голову, каясь.

Лодочник утих. Вязкие слезы достигли основания головы и капали с углов. У него не было рук, а без рук невозможно утереть слезы с треугольного лица. Покачнув плечами (кап-кап-кап), он серьезно нахмурился, выравнивая курс. В углу рта сформировалась новая папироса.

И вдруг я поняла. Увидела наперед. Сейчас он сфигурирует свой огонь, основываясь на моем кластере. Но мой кластер был неполный. В нем не хватало четвертого па.

– Нет, только не… – вскричала я, предупреждая, но…

Все случилось одновременно.

Фая взжалась иглами и столкнула меня с лодки.

Движение,

Крен,

Прыжок!

Вспышка – белая, горячая – слепит,

Разъедая кадр на сетчатке,

И сразу холодно,

Вода в уши – пломба,

С силой ударной волной в глубину,

Глаза открыты,

Все путано, холодно, давит на голову,

Вода в горло – внутрь —

– Холодно-Холодно-Холодно-

Поток реки пришиб меня к чему-то скользкому, стремящемуся вверх, я зацепилась за что-то, кого-то, и скоро – поверхность, кашель, выплевывать, вдыхая с болью и жаждой воздуха.

Мокрым хрустом оторвался лоскут платья, и я повалилась на пластилиновое плато Влаза.

Из пучин вырвался силуэт, моргнул всем телом и рьяно рванул вперед, уксусно наступив в шаге от меня. В уме все еще чехардилось от взрыва, меняясь. Я перевернулась на бок и выдумала наотмашь что-то приподнимающее. Получилось нечто вроде короткого шеста с платформой на конце – одноногое плато.

Выдвинувшись повыше, я увидела, как пиксельный лаз достиг отвесности стены и полез – уверенно и точно – вверх. За ним следом вышли еще два. Не обращая на меня внимания, они обогнули шест моей выдуманной платформы и продолжили свой путь. Я посмотрела на реку в поисках лодочника, но текущая гладь ничем не отличалась.

Несколько оборотов я лежала на платформе, прислонившись щекой, и дышала, опустошенно глядя на взбирающихся.

– Я думала, обойдется, но все же мы здесь; и теперь… – появилась Фая.

– -_| – металлически оборвала я ее. – _~>