Баба Катя вздохнула, задумавшись. Видимо, её мысли со своего мужа перешли на будущего Аниного.

– У жениха твоего, кажись, лицо знакомое. Видела его раньше, вспомнить бы ещё – где.

– Так здесь, наверное, и видели. Или путаете с кем-то. Костя на Данилу Козловского похож, есть такой актёр популярный. Может, по телевизору видели.

– Может быть и видела – кто знает. Памяти-то совсем не осталось.

Баба Катя снова задумалась. Затем посмотрела на крупный циферблат наручных часов и засобиралась.

– Домой пора. Телефон на полочке оставила. Сейчас дети созвон устроят, а я не отвечу. Мигом примчат спасать. Пусть уж лучше работают, – Катерина Степановна тяжело поднялась и, опираясь на трость, пошла к подъезду.

Аня огорчилась. Соседка с третьего явно из неразговорчивых, а с бабой Катей будет интересно поговорить.

– Я тоже пойду, – сказала она. – Приятно было с вами познакомиться.

Клавдия Никифоровна повернулась к ней, ещё раз прошла взглядом по спортивной форме на стройной фигурке.

– Взаимно, – ответила она и посмотрела в глаза.

– Ещё увидимся.

– А как же, – величественно ответила бывшая работница парткома.

На доли секунды Ане показалось в её взгляде то ли жалость, то ли тоску, то ли обречение. Может, Клавдия Никифоровна вспомнила свои молодые годы, когда всё впереди. А когда доживаешь до пенсионного возраста невольно думаешь о том, что жизнь на исходе.


Дома Аня вбила в интернет-поиске «Борис художник». Появившиеся в гугле ссылки, явно не про него.

Глупая идея, это ж как иголка в стоге сена. Он мог быть не так известен, как тот хлыщ из телека. Он мог взять псевдоним – нормальное явление среди творческих людей. Он мог укатить в Москву или Питер. Или вообще за границу и получить там признание, если действительно так талантлив.

И всё же: что он хотел нарисовать? Может, пейзаж? В середине стены деревья с пышными кронами. Вверху небо с облаками или птицами. Внизу дорога или река, которые спускаются вниз, к плинтусу. Хм. А что? Очень даже похоже.


Да, наверняка это пейзаж. За окном снова зашелестели липы, словно соглашаясь с догадками.


Ночью Ане снилось, что теперь художник – она. И она решила раскрасить ту самую стену. От одной лишь мысли была счастлива.

Проснувшись утром, она пробила через поисковик, как раскрасить стену своими руками. Фон у неё был готов, и даже эскиз имелся. Акриловые краски она заказала через интернет. Заказ должен был прийти через несколько дней.

В период ожидания Аня высматривала новые фрагменты, обводя их карандашом. И это было так увлекательно! Порой ей казалось незримое присутствие Бори. Может, он чувствовал, как другие хотят вдохнуть вторую жизнь в его картину. Или видел её в своём сне. Эта незримая связь будоражила, открывая целый мир для фантазий. Словно она в начале романа, когда ценится каждое мгновение, и ещё не знаешь, что принесёт следующее.


Невинное увлечение затянуло, как болото. У своей будущей картины Аня стала проводить большую часть дня и вечерами задерживаться всё дольше. Отправлялась спать, когда жаворонок Костя уже досматривал третий сон.

– Ты изменилась, – как-то сказал он ей за ужином.

– В плане?

– Стала более отстранённой, что ли. Вечно витаешь в облаках.

– Да? Странно, не замечала этого.

– Ещё почти перестала готовить. А перебиваться с бутербродов на пиццу с пельменями не слишком полезно для здоровья.

Аня открыла рот, чтобы возразить – «какого черта?! она же не кухарка!» – но осеклась. Вспомнила свои последние дни. Она действительно всё забросила. Если бы не звонки и оповещения по работе, то совсем не отрывалась от своей новой идеи. Так что упрёк Кости был вполне справедливым.