– Давно знаком, – подтвердил Влад и добавил: – Когда в заведении, где он работает, наглеют и пег’естают готовить и обслуживать людей на должном уг’овне, Петг’ович пег’еходит в дг’угой кабак. Более пг’иличный, по его мнению. Я тоже пег’ехожу, чтобы питаться, вслед за ним.

– Что же он тогда с вами так неласков? – удивилась она.

Влад энергично затушил свой окурок в пепельнице и пояснил:

– Он евг’ей, хоть и Петг’ович. Считает, что я непг’авильно тг’ачу деньги. Не на то, и не на тех.

– Но вы же тратите свои деньги! – ещё больше изумилась Лика.

– Совег’шенно вег’но, – согласился он. – Но ему всё равно жалко. И мои деньги, и меня.

– Почему же ему вас жалко?

– Он меня как–то спг’осил: «Скажи, сынок, не бедствуют ли твои родители и близкие тебе люди в то самое вг’емя, когда ты в кабаках несколько тысяч каждый раз оставляешь?» Я ему по пьяни и пг’изнался: батя, кто мой отец, я никогда не знал, а матушку совсем не помню. Хотя, знаете, Лика, она меня целых тг’и месяца своим молоком ког’мила, грудью. Всё вг’емя пытаюсь это вспомнить, но никак не могу. Говог’ят, это невозможно, в пг’инципе. Слишком был тогда мал. Меня бабка и двое дедов воспитывали, нет уже в живых из них никого.

Толстая и какая–то вся домашняя официантка по очереди принесла и поставила на лавочку рядом с их столиком два начищенных медных тазика, положила белоснежные полотенца. В тазиках плавали дольки лимона и какие–то лепестки.

Влад встал, с удовольствием ополоснул лицо и руки. Лика тоже стала мыть свои ладошки.

На столе тем временем появилась еда – салаты нескольких видов, оливковое масло прямо в бутылке, коньяк, виски, разное вино, чёрная и красная икра в стеклянных банках, много зелени, мясо, рыба, рис и гречка на гарнир. Кое–что из этого подали почему–то даже в сковородках.

– Теперь я понимаю вашего Петровича. – Лика с недоумением посмотрела на стол и его сервировку. – Это же просто невозможно всё съесть и выпить. Зачем же портить дорогие продукты?

– Да вы так, Лика, не волнуйтесь, – прикурив новую сигарету, сказал Владик. – Водитель всё упакует, отвезёт на базу. Там моим тоже ведь надо чем–то водяг’у закусывать. Кстати, об этом…

Не спрашивая, он налил Лике красное вино, а себе виски. Поднял бокал, проницательно посмотрел, и – она была уверена в этом! – проник через Ликины широко раскрытые зрачки куда–то прямо в неё, глубоко вовнутрь, потом разглядел её там, изнутри, всю. Да так в ней и остался.

– Ну, чтоб не чокнуться, – сказал он с улыбкой.

– Рада знакомству, – Лика, смутившись, чуть пригубила вино и улыбнулась. – Вкусное.

– Вы пг’елесть, Лика, – профессорский внук тоже еле заметно улыбнулся. – Пег’вый раз такое слышу – вкусное вино. И ни разу такое не пил.

– Я не очень в этом разбираюсь… – Лика невинно опустила глаза.

– Ну и здог’ово, если не очень, – одобрил он и обеспокоенно спросил: – А вам не холодно, милая Лика?

– Нет–нет, что вы, Влад, вечер очень тёплый, – успокоила она. – Ещё здесь так красиво: сосны, горы, солнце садится… Спасибо вам, что вывезли за город.

Лика подняла на него глаза и мило улыбнулась. Она на тысячу процентов была уверена, что уж после таких её слов, кто–кто, а этот удивительный мужчина точно не упустит возможности прямо сейчас пригласить питерскую гостью прогуляться по вечернему лесу. Чтобы вдоволь там насладиться… Этими, как их там называют? Красотами дикой сибирской тайги.

Лика живо себе представила, как будут выглядеть эти красоты. Ну, нет. Что она, на самом деле, чокнулась?! Никаких прогулок!

– Здесь есть довольно неплохие домики для гостей, – небрежным тоном произнёс картавый Владик. – Можно остаться и пег’еночевать, сон будет кг’епче, чем в «Огнях». Там же под окнами – шумный пг’оспект, машины.